Олаф, глупый король
Шрифт:
– Заходи, старина.
– Харальд вымученно улыбнулся, - Тебя-то мы и ждали.
– О-о-о, бедный, бе-едный, бе-е-едный король Харальд!
– войдя, заблеял напыщенно-трагическим голосом шут, - Сколько раз предупреждал я тебя? Сколько раз говорил, что вино, женщины и неумеренность в еде доведут тебя до гибели?.. Сколько?..
– Нисколько.
– ...Ну да, ты прав.
– ответил, после мига раздумий шут, - Я, к счастью, не заражен ханжеством в той же степени, что и Преподобный.
Отче попытался испепелить шута взглядом.
– Впр-р-рочем, мы-то
– Шут подмигнул Харальду, - Даже несмотря на заповедь "не пий". Или ты, Хельги, пьешь по ночам, в темноте, пока Всесоздавший не видит?
– К твоему сведению, - напыщенно ответил Преподобный, глядя на шута сверху вниз, - Заповедь звучит как "Не пий вина". Про пиво Всесоздавший ничего не говорил.
– Хельги повернулся к Харальду, - Закончен обряд, ваше величество. Теперь этот... Олаф - сын ваш есмь. Надежда моя на то, что решение ваше королевское было правильное...
– Твое дело, Преподобный - чесать языком, а не думать над делами короля. Пшел вон!
Хельги удалился, всем видом давая понять, что его ужасно оскорбили.
– Руку, наверное, уже можно отпустить.
– заметил советник, стоящий поодаль от постели.
– Да, точно.
– опомнился Харальд, и бросил руку Олафа, который разу сделал пару шагов назад и застыл в полупоклоне, - Стряпчий! Давай сюда свои грамоты.
После того, как все было закончено, подписи и печати в документе, подтверждающем усыновление, были проставлены, король отослал стряпчего домой. В опочивальне остались, как догадался Олаф, лишь самые приближенные к трону особы.
Короля снова начало лихорадить, и он осушил котелок с лекарским зельем.
– Подойдите ближе.
Олаф, советник и шут приблизились к постели умирающего короля.
Харальд упал на подушки и заговорил, тяжело дыша:
– Теперь ты мой сын, Олаф. Сейчас я умру, нет времени долго говорить. Тебя коронуют сразу же, как я перестану дышать. Благородные просто позеленеют от злости.
– Харальд улыбался, лежа на смертном одре, и смотреть на это было жутковато.
– Ваше величество...
– умоляюще проблеял Олаф, - Не надо меня. Ну какой из меня король?... Я же крестьянин, не благородный... Я даже не богатый! Я же не умею королем быть!..
– хотя Олаф иногда и мечтал о королевской власти, сейчас, стоя у постели умирающего короля, он паниковал, как никогда раньше.
– Молчать!
– отрезал король, - Назад дороги нет. Все уже решено. И не вздумай сбежать, подлец! Найдут - шкуру спустят. Лучше слушай повнимательнее вот этих двоих, они тебя не оставят. Раз тебе повезло сегодня ночью, то и дальше повезет... Ты ж у нас, получается, самый везучий в королевстве сукин сын! Вегард! Олаф теперь на твоем попечении.
– в глазах Харальда горели огоньки веселья.
– Кто бы сомневался...
– мрачно буркнул советник.
Харальд хрипло хохотнул:
– Да, тебе не привыкать разгребать за мной. Не подведи. А ты, - король посмотрел на шута, - приглядывай за ними обоими.
– В оба глаза, ваше величество. Я буду скорбеть после вашей кончины, добрый
– Это о чем ты толкуешь, смехач паршивый?
– заулыбался Харальд.
– Из вас получился неплохой король, но роль шута, по моему скромному мнению, подошла бы вам гораздо лучше.
– Ах ты ж чертяка языкастый!
– хрипло засмеялся Харальд, - Все-таки надо было поменяться местами, как ты предлагал когда-то.
– Да, ваше величество. Даже лучшим из королей не помешало бы побыть какое-то время шутами.
Король хохотнул, но захлебнулся дыханием, сжал кулаки и крупно затрясся. Советник, шут и лекарь стояли возле постели, не зная, чем помочь, или хотя бы облегчить страдания. К счастью, король не промучился долго. Смех прекратился, дрожь усилилась и быстро переросла в конвульсии, изо рта короля пошла пена, и, мгновения спустя, все было кончено.
Харальд Веселый был мертв.
3.
Сцена молчания затянулась. Харальд не дышал уже пять минут, а никто не мог проронить и слова.
– Король умер...
– скорбно проронил советник и поклонился, хотя Олаф готов был поспорить, что спина и шея советника не могут гнуться принципиально.
– Да здравствует король.
– как бы нехотя подхватил шут, и поклонился Олафу.
Советник горько усмехнулся:
– Эта история и так напоминала фарс, но сейчас, когда Королевским возвестителем стал шут... По-моему, это очень знаково. Идемте... Ваше величество.
– это он сказал Олафу, слова "ваше величество" дались советнику с большим трудом, - Времени мало. Все надо сделать быстро.
Троица покинула королевскую спальню, и вокруг обалдевшего Олафа закружился целый водоворот событий. Его схватили в охапку и чуть ли не волоком потащили по замку в сторону тронного зала, попутно срывая старую одежду и одевая новую, подстригая на ходу ногти, умывая и вылавливая вшей из волос. Когда Олаф мельком глянул в зеркало, то не узнал сам себя.
Его пронесли по замку, и вытолкнули в огромный тронный зал, освещенный десятками факелов. Там уже ждали - несмотря на поздний час, было не протолкнуться от народа. Пестрые наряды купцов, благородные одежды знати, доспехи выстроившихся вдоль красной ковровой дорожки гвардейцев, факелы, гобелены и знамена на стенах - все это как молотом ударило по голове несчастного Олафа, и окончательно уничтожило остатки осознания происходящего.
Рядом возник советник, и буркнул мрачно на ухо:
– Идите по ковровой дорожке к трону. Там все объяснят. Живее, ваше величество.
Олаф, спотыкаясь о слишком длинные для него полы мантии, пряча глаза от чужих взглядов - ироничных, недоумевающих, а, порой, и откровенно злобных, плелся к трону так, будто всходил на эшафот.
Возле трона его ожидал все тот же Хельги, но в праздничном одеянии, тиаре и с золотой виселицей на груди. Хельги стоял рядом с небольшим столиком у подножия трона. На столике стояла небольшая глиняная плошка со святой водой и лежала бордовая подушка, на которой покоилась корона Мнморта.