Олаф Торкланд и принц Данов (Непобедимый Олаф)
Шрифт:
Хэймлет первым оценил обстановку и сообразил, что надо делать. Олаф, как всегда, был готов рубиться, и сразу со всеми, ему еще и этого было мало. Датчанин стрелой подлетел к двери и задвинул засов. Потом понесся к дальнему окну, за которым не было слышно шума. Он выдавил бычий пузырь и выглянул наружу. С этой стороны дом почему-то не оцепили, сюда ближе всего подходил хозяйственный двор, и окно было повыше. Наверно, нападавшим приказали и здесь поставить людей, но никому не хотелось торчать по соседству с навозными кучами. Уже вынося ногу наружу,
"Придурок,- только и подумал конунг,- что мы, зря свои задницы с того света вытаскивали, чтобы сейчас так просто подохнуть?"
Он спрыгнул вниз и осторожно двинулся вдоль стены. Хэймлету чуть не попало от задних ног жеребца, который стоял и рыл землю копытами прямо за углом дома. Рядом и чуть впереди топтался еще один жеребец, оба были вороные, без единого пятнышка, как крыло птицы Одина. Всадники в дорогих плащах наблюдали за происходящим во дворе, поэтому и не заметили появления Хэймлета у себя заспиной, а посмотреть им было на что.
Тем временем, пока Хэймлет пробирался задворками, кровожадный Олаф отворил дверь и бросился на своих врагов. В три удара он выбил их из сеней и сбросил с крыльца. Ошарашенные враги не ожидали такого напора, но, потеряв трех человек и очухавшись, стали вести себя осторожней. Этого нельзя было сказать об Олафе. Увлеченный кровавой жаждой, он не переводя дыхания опять кинулся в бой.
– Гармовы выродки! Смерть вам, сучьим детям! Всех убью!
– кричал ярл, щедро раздавая удары направо и налево. Его глаза стали красными, и видавшие виды воины приходили в ужас, встречаясь с ним взглядом.
Новый меч Олафа оказался надежным другом, он с легкостью вспарывал доспехи противников и наносил им страшные раны и увечья. Здесь, в Мидгарде, Торкланд снова почувствовал себя уверенно и теперь отыгрывался за все унижения, полученные в Ирии.
Однако нападающие были опытными бойцами, они не лезли как мясо под клинок. Воспользовавшись тем, что викинг, выбежав на открытое место, открыл спину, хирдманы Рюрика обступили его кольцом и наносили удары по очереди с разных сторон.
Олаф завалил еще двоих, чувствуя на себе множество ран. Его дух готов был изрубить тут всех на куски, загрызть, затоптать, раздавить, но израненные руки слушались все хуже.
Хэймлет с разбега запрыгнул на коня позади всадника и сходу перерезал тому горло. Второй обернулся, но лишь для того, чтобы нож, брошенный твердой рукой принца данов, застрял у него в шее. Хэймлет сбросил мертвого седока и взял за повод другого жеребца. Датчанин больно стегнул коня.
Конь, почуяв в седле чужака, хотел возмутиться, но, получив еще один увесистый пинок, подчинился силе.
Олаф рубился как сумасшедший, однако врагов было много, да и хирдманы ярла Рюрика отнюдь не были простачками в ратном деле, не лезли на Торкланда напролом, но и не убегали, а, сохраняя дистанцию, ранили со всех сторон, беря измором могучего воина.
Вдруг
– Стой, бешеная обезьяна!
– раздалось сверху. Только это ненавистное слово могло остановить викинга, похожего сейчас на раненого медведя и рубящего уже не глядя. Это слово мог произнести только один человек. Только один человек на всем Севере знал, что такое обезьяна.
Олаф поднял глаза.
– Ну, что таращишься?
– крикнул Хэймлет.- Быстро в седло.
Он кинул товарищу поводья, и тот, еще до конца не поняв, что произошло, подчиняясь какому-то внутреннему чувству, вскочил на второго жеребца. Они разом пришпорили коней. Враги бросились преградить дорогу, но было поздно. На прощание Олаф еще раз взмахнул мечом и надвое разрубил воина, вставшего у него на пути. Лес был рядом, и друзья растворились в лохматом ельнике. Пришпорив коней, друзья неслись по каменному руслу пересохшего ручья. Переполненный событиями, такой длинный для двух викингов день клонился к ночи, но главное, им удалось поесть, и напиться, и даже развлечься. Олаф сиял веселой улыбкой, его мощная нордическая челюсть обнажила здоровые белые зубы, ухмыляясь окружающему миру. Он опять был в Мидгарде, с мечом и на коне.
ГЛАВА 7
Олаф проснулся на рассвете, истязаемый нестерпимой жаждой. Многочисленные раны, полученные накануне, неприятно ныли, но похмелье было куда несноснее.
Торкланд поднял голову и огляделся по сторонам. Хэймлет лежал, зарывшись в ободранный лапник там, где вчера завалился спать, не сменив позы, и довольно подергивал челюстями. Наверно, ему снилось что-то приятное.
– Ну, каналья, пили же вместе, а теперь дрыхнет, хоть кол на голове теши, а я мучаюсь, - как всегда с утра, выругался Олаф.
Он выбрался из хвойной берлоги, сооруженной вчера на скорую руку, и тут же почувствовал жалящий утренний морозец, неотъемлемый спутник поздней осени.
"Да, Йоль уже не за горами, а я ведь обещал Асьхен вернуться домой допраздника, чтобы успеть вручить подарки",- абсолютно случайно вдруг вспомнил Олаф.
Он подтянул ремень, на котором висел его новый меч, и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, стал спускаться вниз с холма в поисках какого-нибудь ручья. Жажда становилась нестерпимее, да и каждый шаг отдавал в голову колокольным звоном.
– Точно, трелл поганый, сивухи намешал,- негодовал ярл, жадно шаря глазами по сторонам в надежде узреть блеск прохладной струи.
Но как назло воды нигде не было. Олаф уже начал терять терпение, грозя окружающему лесу выйти из себя, и тогда пусть пеняет на себя, дров будет много. И лес отступил перед натиском грозного ярла, ухо викинга уловило долгожданный плеск. Торкланд ускорил шаг и почти сразу очутился на берегу реки.
– Уууйййаа!
– что было сил заорал обрадованный викинг, теперь ему все было нипочем.