Оле Бинкоп
Шрифт:
«Дорогой господин Рамш!
Некоторым людям не безразлична ваша судьба. Из достоверных источников нам известно, что сейчас снова начато расследование несчастного случая с Антоном Дюрром. Кто-то, видно, сболтнул, что это вы пододвинули его обед под то дерево. Если вам дорога ваша свобода, сделайте выводы из этой ситоации. Еще не поздно. С приветом от тех, кому все это должно знать».
Рабочие лесопильни, принадлежащей фирме Рамша «Штакет, ящики и т. п.», сидят на дворе в тени большого орешника. Они завтракают.
Завтрак окончен. Аппетит пропал. Рабочие разбрасывают сложенные штабелем доски. Змея притаилась под нижними и шипит. Спасения ей нет. Ее железы источают едкую вонь пресмыкающегося. Она шевелит и шевелит языком. Мужчины стоят наготове с палками и камнями.
— Видишь ядовитый зуб?
— Я слышу запах яда!
Три камня, удар палкой. Змея мертва. Они прибивают ее к шесту. Шест прислоняют к стене сарая.
Кухарка, припадая на ногу, ковыляет к ним через двор. Судорога пробегает по телу змеи. Она вдруг круто распрямляется в воздухе — бич, нацеленный прямо на дом Рамшей. Кухарка причитает. В дверях появляется старая хозяйка.
— Вы загубили змею, доброго нашего домового!
Женщины зарывают в землю невинного кольчатого ужа под окнами комнаты с желтыми розами. Спаси господи от беды! Старая хозяйка ставит миску с парным молоком на змеиную могилку. Это должно умилостивить дух ужа.
Но беда уже засела в доме. Молодому хозяину пришло письмо. Толстое письмо, пахнущее кислым тестом. Оно заставило трепетать самые потаенные нервы лесопильщика. Проклятые лесовики опять пустились по его следам. Черт бы подрал эту бражку!
По деревенской улице проезжает машина. Лесопильщик прячется в погреб. Немного погодя он вылезает оттуда. Оказывается, это грузовик привез пиво хозяину гостиницы Мишеру. Минуту спустя лесопильщик, согнувшись в три погибели, уже опять сидит в погребе. Теперь он точно знает, сколько машин за день проезжает по деревне отсталой Восточной зоны. Ему бы быть министром автомобильного транспорта. И чего, спрашивается, понадобилось всем этим машинам в деревне? Сумасшедший поток мысли при столь щекотливом положении!
Лесопильщнку, видно, остается только нарушить слово, которое он дал умирающему отцу. Но разве он проиграл родные поля? Разве же нет никакого выхода? Разве отказал ему его изворотливый ум?
Он посылает кухарку за Мампе Горемыкой. Смеркается. Наконец-то приходит Мампе; он пьян. Рамш прикидывается дружелюбным:
— Ты уже ел, пил? И вообще, как ты живешь?
Мампе живет хорошо. Ест у Эммы Дюрр. Зарабатывает марку в час в новом крестьянском содружестве Оле Бинкопа.
Разговор затихает. Рамш что-то подсчитывает. Мампе выжидает и пьет. В окно веет запахом древесины. На лесной опушке кричит олень.
— Кто-то о нас наболтал лишнего, — говорит лесопильщик. — Признавайся, это ты?
Мампе его не понимает.
— Я не говорю о зажуленной сотне. Можешь считать ее моим подарком.
Мампе денег не зажуливал. Он их заработал.
— Кое-кто
— Сколько тебе нужно?
— Пять тысяч.
— I kill you.
Мампе пьет.
Лесопильщик пробует торговаться. Предлагает тысячу.
Мампе глух как пень.
Лесопильщик пробует просить. Мампе приятно — хоть раз в жизни кто-то ему сапоги лижет. Он пьет.
— My dear, [75] — ноет лесопильщик, — вспомни о старом хозяине!
— Я что, по-твоему, дурак, что ли? — Бес алкоголя, засевший в Мампе, рвется наружу. — Ха-ха, старый хозяин! Сынок-то — халтурная работа. И половины старика не стоит. Зачат в венерической болезни, картонный паяц, дерьмо!
Лесопильщик вскакивает, опрокидывая стул, хватает большие ножницы, нацеливается и бросает ему вслед…
Мампе Горемыки уже нет в комнате. Ножницы вонзились в дверь. Они чуть-чуть звенят и подрагивают.
75
Дорогой мой (англ.).
В последующие дни лесопильщик был взбудоражен и суетлив, как большой лесной муравей, которому отрезали путь к родимому муравейнику. Он устраивает свою судьбу. Посылает куда-то срочное письмо и ждет ответа. Ночует Рамш на сеновале, в любую минуту готовый спрыгнуть через люк на кучу опилок в саду, если ночью к воротам подъедет машина.
Через три дня приходит ответ — телеграмма из Динслакена в Рейнской области. Она адресована старой хозяйке: «Лизхен опасно больна». Нельзя, чтобы родная сестра старой хозяйки умерла, не уладив вопроса о наследстве. Старая хозяйка уезжает.
Толстый Серно удивлен. С тех пор как от него ушел Герман Вейхельт, ему приходится собственноручно работать в поле. Работа тяжелая. Он спадает с тела. Таскаться в город на велосипеде — для него сущее мученье. А теперь ему предоставляется возможность обзавестись автомобилем. С чего это его другу Рамшу наскучило возиться с машиной?
Рамш больше не имеет возможности держать машину. Дела идут из рук вон плохо. Говоря откровенно, он хочет попытать счастья в другом мире.
— Но ни слова об этом! Никому!
Толстый Серно весь трясется от сочувствия. Значит, пришел черед и лесопильщику! Еще на одного брата во Христе меньше в общине. Жаль, очень, очень жаль. Но сочувствием сыт не будешь.
— Дороговато просишь за машину.
Не может же Рамш нищим отправляться в другой мир!
Серно не верит, что его текущий счет на острове так уж пуст:
— Есть на нем капиталец!
А-а, и здесь ловушка! Серно его шантажирует. Истинно христианская любовь к ближнему! Рамш бледнеет и отдает машину за бесценок. Надежды уносят его в старый мир. Мир солидной коммерческой честности. Фирма Нейербург — цитадель солидного курения. Мир корпоративного духа. Там студенческие рубцы заменят растрепанное удостоверение личности.