Олег Верстовский — охотник за призраками
Шрифт:
Я попросил Лифшица остановиться около супермаркета, купил подарок, но забравшись обратно в машину, обречённо подумал, что Милана не простит меня. Даже, если сделает вид, что простила, все равно прежних отношений между нами не будет.
Машина, подпрыгивая на ухабах, пронеслась по улицам городка. Я ушёл в себя, старался подобрать слова, настроиться на разговор. Но перед мысленным взором, как немой укор, стояло бледное лицо Миланы с закрытыми глазами, и в ушах эхом отдавались слова, который сказал призрак Северцева: «ты не смог ничего сделать».
— Эй, проснись, приехали, —
Я поплёлся за ним, проходя мимо зеркала, увидел свою небритую помятую физиономию, запавшие глаза с фиолетовыми кругами. Стал смахивать на бомжа, ночующего в загаженном подземном переходе. Лифшиц подошёл к стойке администратора и что-то быстро стал объяснять девушке в белом халате. Она перевела взгляд на меня, скривилась и лишь через мгновение пренебрежительно изрекла:
— Пусть проходит.
Милана лежала на кровати, уставившись в потолок, и даже не повернула голову, когда скрипнула дверь. Рядом деловито попискивали аппараты.
— Милана, прости меня, пожалуйста, — произнёс я тихо, даже не надеясь, что она услышит.
Она медленно повернула голову, бросила невидящий взгляд и отвернулась.
— Уходи. Ненавижу.
Я бросил пакет у двери, приблизившись, и обнял её, целуя в волосы, щёку. Она вяло попыталась отстраниться.
— Мерзавец, как ты мог мне такое сказать?! — голос сильно дрожал. — Как мог выдумать подобную чушь?!
— Я не выдумывал! — не выдержал я. — Мне сказал… мне сказали об этом. Зачем мне это придумывать?
— Это бред! Я… я не могу иметь детей. На съёмках я упала с лошади. Мне сделали операцию, и я больше не могу… Понимаешь?
Я замер. Верхоланцев все выдумал? Но зачем?! Неужели он так ревнует?
— Милана, твой муж мне это сказал, — признался я. — На яхте. После того, как тебя Вахид поздравил. Клянусь тебе. Верхоланцев был сильно пьян, но не настолько же.
Она повернулась ко мне. В глазах я увидел мучительную борьбу, попытку осознать сказанное мною.
— Почему ты такой небритый, лохматый? — вдруг спросила она.
Её лицо словно осветилось внутренним светом. Лед между нами стал таять. Я взял стул, сел рядом и весело сказал:
— В тюряге был. Только выпустили утром. Под залог.
— Почему? — её лицо коснулась слабая улыбка, щеки зарозовели. — Что ты натворил?
— Угрожал администратору гостиницы револьвером. Дверь в твой номер выбил.
— Так это ты меня спас? А как ты понял, что мне плохо?
Я помолчал, собираясь с мыслями.
— Мне явился призрак Северцева и сказал, что ты умираешь. Я бросился тебя спасать, но понятия не имел, где ты живёшь. Повезло, что подвёз местный житель, хотя пришлось администраторшу попугать. Пойми, Милана, я не хотел тебе это говорить. Меня переклинило. Выпил стакан сока и вдруг обрушилась страшная головная боль. Все перед глазами перекосилось, навалилось раздражение, злость, ненависть ко всему миру. Потом все исчезло, но слишком поздно.
— Знаешь, я чувствовала нечто похожее, — проговорила Милана отрешённо. — Мне стало так невыносимо одиноко,
Я наклонился над ней, обнял, ткнулся носом, как кутёнок.
— Прости меня, — глухо сказал я. — Милана, я точно знаю, тебя хотят убить. Он уже сделал две попытки. Поверь мне, это не пустые угрозы.
Она пригладила мои взлохмаченные волосы, провела по небритой щеке, печально улыбнувшись.
— И что ты все придумываешь, дурачок.
Я нежно поцеловал её руку, с туго забинтованным запястьем, прикасаясь осторожно губами.
— Все, посещение закончено, — послышался из дверей окрик медсестры.
Я вытащил из пакета большого плюшевого пса и положил Милане на кровать.
— Вот, он будет тебя охранять, пока меня нет, — я подмигнул.
Милана зарылась лицом в мохнатую шерсть, подняла глаза и по-детски счастливо улыбнулась, исчезла горестная морщинка у носа.
— Я тебя люблю, малыш, — сказал я, пятясь к двери.
— Я тебя тоже.
Я спустился по ступенькам, ощущая, что жизнь опять стала прекрасна и удивительна.
— Ну, поехали, что ли банк грабить, — бросил я удовлетворённо, легко запрыгнув на сидение рядом с Лифшицем.
Он оглядел меня и завёл мотор.
— Юра, может быть, заскочим ко мне домой. Побреюсь и душ приму, — начал я осторожно, вспомнив о том, как выгляжу сейчас.
— Кого ты стесняешься? — удивился он. — Там есть, где и помыться и побриться — не волнуйся. Все будет в порядке.
Теперь я отчётливо видел, как машина подъехала к широким стальным воротам, они отворились, и мы оказались в длинной бетонной кишке, которая заканчивалась платформой. Загнав на неё туда тачку, Лифшиц просигналил, мы начали медленно спускаться вниз. И я понял, что помещения, где проходят съёмки, выстроены под землёй. Но кому пришло в голову создавать огромные великолепно обставленные павильоны в Богом забытом городишке?
Когда мы вышли из машины в гараже, Лифшиц, захлопнув дверь, проронил:
— Пойдём, сейчас в порядок себя приведёшь, и потом в студию. И долго не валандайся, Верхоланцев и так бесится, массу времени потеряли.
— Ну, снимали бы кого-нибудь другого. Мельгунова, к примеру, — предложил я.
Лифшиц пронзил меня злющим взглядом, я заткнулся и больше ничего не предлагал.
Мы прошли длинными, извилистыми коридорами, и оказались на круглой площади, на которую выходили высокие деревянные двери, к одной из них Лифшиц подвёл меня, открыл ключом. Я очутился в роскошном гостиничном номере, заставленным старинной мебелью красного дерева — диван, несколько кресел, обшитых шёлком песочного цвета, изящный столик, массивный гардероб. На второй этаж вела винтовая лестница. Хотел бы я здесь пожить. За окном, занимавшим всю стену, начинался живой «задник» — словно искажённые толщей морской воды ввысь рвались небоскрёбы с ярко горящими окнами, вились серпантины зелёных и бурых водорослей, камни усыпали разноцветные полипы. Тот, кто сотворил это великолепие, явно обладал буйной фантазией.