Оленин, машину!
Шрифт:
Глава 49
Как только вошёл в расположение части, сразу направился в штаб, чтобы доложить обо всём капитану Лисоченко. Шёл быстро, несмотря на усталость. Перед штабной палаткой остановился, отряхнулся, как смог. Хотя видок у меня тот ещё — на бомжа похож. Грязный, в некоторых местах рваный, да ещё порез зудит, надо бы обработать от греха подальше. Хорошо бы, прежде чем пред светлые очи командования показываться, привести себя в порядок. Но медлить было нельзя. Капитану нужно было узнать всё, что произошло
Зайдя в штабную палатку, я кивнул дежурному у входа:
— Здорово. У себя? — кивнул на вход, закрытый плащ-палаткой.
— Так точно… — изумлённо проговорил старший сержант.
Я, не спрашивая разрешения, сразу направился к Лисоченко. Внутри было привычно темно и прохладно. Андрей Мартынович сидел за столом, склонившись над картой, но, заметив меня, тут же поднял взгляд.
— Оленин? Что стряслось? — капитан отложил карандаш и сел ровнее, внимательно разглядывая меня. — Докладывай.
Я выпрямился и коротко начал пересказ:
— Здравия желаю! По дороге к городу нас атаковали камикадзе. Силами охраны комбата, — про своё участие скромно умолчал, — угроза была устранена. — Ну, об этом вам уже докладывали. Мы взяли в плен японского офицера, лейтенанта. Я получил приказ доставить его в штаб для допроса. Попали в аварию, виллис перевернулся, нам удалось выбраться. Оба остались живы, но техника была сильно повреждена. Пришлось идти пешком.
Лисоченко молча слушал, кивнув пару раз, когда я говорил про атаку смертников. Но я знал, что самое важное ещё впереди. Продолжил, стараясь кратко, но чётко передать события:
— В дороге пленный японский офицер сумел развязать себе руки. Подкараулил момент, когда я не смотрел на него. Напал, ранил меня. Хотел убить, — я показал на порез на гимнастёрке, который подтверждал мои слова. — Мне пришлось ответить.
Капитан прищурился недоверчиво.
— Где он? — его голос был холоден и строг.
— Мёртв, товарищ капитан, — твёрдо ответил я. — Выбора не было. Офицер оказался хорошо подготовлен, действовал умело. Ещё чуть-чуть, и он бы меня прикончил.
Лисоченко нахмурился.
— Мог бы и подождать с ликвидацией, — сказал медленно. — Хотелось бы его допросить. Но ладно, раз ситуация была безвыходной… Сам как?
— Нормально, — ответил я, хотя боль давала о себе знать.
— Иди в санчасть. Пусть тебе первую помощь окажут. И приведи себя в порядок. Да, машина твоя как? Восстановить можно?
— Если Кузьмич постарается… — улыбнулся я, но тут же осёкся. — Уверен, что ремонтный взвод справится, товарищ капитан!
— Да уж, они умельцы. Ладно, у тебя два часа. Потом мы передислоцируемся вот сюда, — и он ткнул карандашом в карту. Я заглянул мельком — Муданьцзян. — Свободен.
Выйдя из штабной палатки, я сразу решил, что в санчасть не пойду. Ранение не критичное, незачем докторов от серьёзных дел отвлекать. Вместо них надумал довериться более знакомым, пусть и не таким
Я направился к её палатке. Лёгкий вечерний ветерок чуть остудил разгорячённое лицо, и пока шёл, вспоминал, как Зиночка всегда с добрым сердцем принимала меня. Конечно, я знал, что её забота порой граничит с чрезмерной тревожностью, но это и придавало ей особый шарм. Даше на душе потеплело от таких мыслей.
Добравшись до места, я приоткрыл дверцу палатки и тихо постучал по деревянной перекладине.
— Зиночка? Ты здесь? — позвал негромко.
Девушка, услышав голос, вышла из-за громадья ящиков и коробок, и её глаза мгновенно расширились от ужаса. Она ахнула, прикрыв ладонью рот, когда заметила кровь на моей гимнастёрке и грязь, покрывающую меня с ног до головы. Её лицо, освещённое свисающей из-под матерчатого потолка автомобильной фарой, подключённой к аккумулятору, выражало искреннее беспокойство.
— Алёша! Что с тобой? — она буквально подлетела ко мне, в её голосе звучала смесь страха и облегчения. — Ты ранен?
Я попытался улыбнуться, чтобы успокоить её, но гримаса получилась скорее усталой.
— Да не переживай ты так, Зиночка, пустяк. Просто немного порезало и в грязи пришлось поваляться, — ответил я, протягивая руку, чтобы успокоить её ещё больше.
Но она не слушала, её нежные ладони уже были заняты: она осторожно ощупала порез на моей гимнастёрке, видимо, пытаясь понять, насколько глубока рана, затем, будто сама не веря, обвела взглядом всё моё обмундирование, измятое, порванное в нескольких местах.
— Ты не шутишь? Никаких шуток с ранами, понятно? Садись, я сейчас воды нагрею, будем тебя очищать, — в её глазах снова блеснуло волнение, но на этот раз с явным оттенком заботы.
Я сел, чувствуя, как усталость начинает накатывать, а Зиночка тут же начала суетиться, доставая тазик для воды и хозяйственное мыло. Затем достала аптечку, извлекла оттуда бинты и стрептоцид. Занятая своими хлопотами, в какой-то момент она вдруг замерла, повернувшись ко мне с озабоченным видом.
— Алёша, что же это мы… Так нельзя, — тихо, но уверенно сказала она. — Тебе нужно умыться и переодеться. Здесь сейчас неудобно… Пойдём, я знаю, где.
Я кивнул, не став спорить. Она вывела меня из палатки, и мы обошли её с тыльной стороны. Оказалось, там между трёх сосен обнаружилась ещё одна маленькая палатка, куда редко кто заглядывал. Насколько я мог догадаться — её Зиночка для себя соорудила персонально, да ещё обложила хвойными ветками — маскировка. Не от японцев, скорее от мужских досужих взглядов. Она огляделась, будто проверяя, что нас никто не видит, и, уверенно открыв полог, жестом пригласила меня внутрь.
— Здесь будет лучше. Раздевайся полностью, — велела строгим, но заботливым голосом.