Ольга-чаровница и змиев сын

Кузнецова Светлана Алексеевна

— Тише… — усилием воли оторвав от нее взгляд, попросила Ольга, — посиди, успокойся.

Она поднялась, глянула на дорогу впереди. «Кони» взволнованно мотали головами и издавали звуки, одновременно похожие на фырканье и чириканье. Лежащая на дороге преграда им явно не нравилась. Да и кому бы пришлась по вкусу, интересно? Даже у Ольги, которая к змеелюдам не питала любви, впрочем, как и ненависти, отсеченный от всего остального тела змеиный хвост вызывал страх, смешанный с отвращением. Судя по отсутствию крови (все равно, какого цвета) вокруг, отсекли хвост уже много

позже наступления смерти, а значит, кинули сюда умышленно — хорошо, если лишь для острастки.

Мириш ухватила ее за рукав и прошептала:

— Не ходи, я чувствую ловушку.

— Я тоже, не тревожься, — ответила Ольга и, подхватив выроненные вожжи, протянула их вужалке. — Мне нужно взглянуть.

У каждого чаровника свой неповторимый почерк — шаг. Только это останавливало многих нещепетильных из чаровнической братии от злодейств — второй. Существа чаровнические тоже оставляют ясный след — третий. Пусть Ольга не видела всего, здесь обитавшего, она узнает чудовище, если наткнется снова — четвертый… стоп! Волна смертельного холода окутала ее со всех сторон, мгновенное узнавание подкосило ноги, но Ольга не упала, лишь стиснула челюсти до зубовного скрежета.

— Ольга!..

Внутренний огонь опалил застывшие легкие, Ольга закашлялась, сморгнула едкий дым, и только потом поняла, откуда взялась отвратительная вонь: не собираясь, она подпалила проклятый хвост. Синее пламя плясало по тому, что осталось от змеелюда, — от силы пара мгновений, и на дороге осталась лишь горстка пепла, которая не могла бы уже никому навредить. Раздался тяжкий вздох, Ольга посторонилась, пропуская пару «коней». Когда, чтобы запрыгнуть обратно в колесницу, протягивала руку, та заметно подрагивала.

— Зачем?.. — Мириш правила своими «конями», не мигая глядя перед собой. Дорогу она наверняка не видела. И спрашивала она так, словно не являлась старшей вужалкой, а всего лишь напуганной женщиной, пусть и с хвостом вместо ног. Хотелось взять ее за руку, сжать, однако Ольга решила, будто уместным подобное поведение не будет. Она сама терпеть не могла выказывать слабость перед кем-либо.

— Не ищи злого умысла там, где его нет, Мириш, — сказала она. — Охранник упал в темноту, там и был съеден, хвост же… его кинули сюда случайно. Я тоже думала на угрозу или ловушку, но это не так.

— Ты поняла кто это?..

— Даже если да, кто-то же топит людей… то есть… кхм… твоих соплеменников, а не сжирает, предварительно выгнав из тела душу. Давай доедем до селения.

«Потому что эта тварь точно ненавидит воду, да и саму жизнь», — добавила Ольга про себя.

Глава 15. Горан

Терем стоял грозный, неприветливый. Всем своим видом показывал, что приближаться не нужно. Ну а уж коли путник упрям и глуп — пусть пеняет на себя.

Стоило вступить на высокое крыльцо, кожу начали кусать снежинки. Ольга так и не смогла наделить терем разумом, но в создании чего-то сродни ему преуспела. И эта недосущность теперь выказывала недовольство. Горан не сомневался: его еще не выкинули вон лишь потому, что провел в этих стенах не одно лето,

сидя в посохе.

Леший тоже был здесь: стоял в тени ближайшей ели, думал, Горан его не заметит, коли лапами укроется. Однако голос все же подал, стоило потянуться к двери.

— Ты б не ходил, — посоветовал хозяин леса заповедного. — Злющая… ух! Никого не пущает.

— Ничего-ничего, — ответил Горан. — Я все поправлю. Мы поправим, — уточнил он.

— Ну-ну, ну-ну, — покряхтел леший. — А хозяйка моя как? Не забижаешь?

Губы растянулись в улыбке помимо воли, в груди потеплело.

— Такую обидишь, пожалуй, — бросил Горан, фыркнул и переступил порог, не слыша, что там еще бормочет леший.

Дверь за спиной закрылась с глухим зловещим скрипом. Внутри не было ни пылинки. Холодно и просторно. Лужи так и не исчезнувшей крови на полу. Провалы в стенах затянулись, но вряд ли терем остался доволен испытанием, которому его подвергли.

— Поправим, — повторил Горан, входя в заветную комнатку, в которой Ольга хранила свои сокровища — так она книги называла — и разглядывая полнейший разгром.

Переплеты лежали скученно. Видать, повзлетали с полок, стоило первому лиходею в терем войти, а уж как ворвались вороги сюда, спуску ни одному не дали. Меж страниц самой древней торчал кусок темной тряпицы.

— Ноги хоть унесли? — спросил Горан, одобрительно хмыкнув.

— Уху-ху, — ответил сидящий на полке огромный черный сыч (как только не сверзился вниз? судя по виду, тяжеленный) или филин… или сова. Горан в птицах не разбирался.

— Вот тебе и «уху-уху», — Горан ухмыльнулся.

Он не намеревался отпускать от себя свою чаровницу, но не собирался и терпеть несправедливость в отношении нее. Именно поэтому терем будет стоять и поддерживать в себе порядок, а заодно и лешему помогать охранять заповедный лес дабы ни один ворог не позарился. Да и с самим новым держателем окрестных земель стоило поговорить (по меньшей мере, побеседовать пока по-дружески).

Горан терпеть не мог неблагодарных тварей, к каким бы существам и сущностям те ни принадлежали. Да и с бардаком в среде прочих чаровников следовало разобраться. Соратники травли не устраивали никому и никогда. Даже самым отвратительных червям-навозникам. Не свойственно Нави разделять, она лишь объединяет. А эти… людишки ополчились на ничего (уж об этом Горан знал, как никто) не предпринимавшую против них чаровницу. Нашли себе ворога! И почему? За то, что сильнее, умнее, искуснее оказалась всякой падали, о себе невесть чего возомнившей!

Сильную злобу Горан на волхва Валидуба-Вырвитополя затаил. Да только, когда решился воздать тому по заслугам, оказалось, все само собой произошло: нет того уж в Яви, помер, собственным страхом захлебнувшись. Все-то ему казалось, будто извести его хотят, место главного волхва забрать, вот и сжил самого себя со свету.

Хотел Горан с чаровниками заморскими счеты свести, но и их настигла расплата без его участия. Главу так и вовсе ближайший ученик отравил — и поделом. А того за гнусность и нрав жестокий на копья подняли — не помогло искусство чаровническое.