Ольга и Константин
Шрифт:
— что проверять, раз я говорю! — Константин с силой распахнул калитку: — Прошу, дорогой. Заходи и скажи: отца нету, невесты ни-ка-кой нету, ничего нету! Потом я с тобой куда хочешь поеду, сам куда скажешь позвоню… Заходи!
Шалыгин оправил фуражку, одернул китель и вошел в калитку. Константин решительно двинулся за ним.
Михаил Воронин зашел в магазин купить курева, увидел в стороне от прилавка двух приезжих девушек и лихо тряхнул роскошными кудрями.
— Мне две пачки вон тех, с пальмами, и спичек
— Больше ничего? — положила перед ним сигареты Серафима Евгеньевна. — Чего-то ты к остальному равнодушный стал, Миша.
— Остальное после уборочной наверстаем, — пообещал Воронин. — Да и вредное оно, говорят.
— Если понемногу и в аппетит, так мужчине даже идет, — сказала продавщица. — Как кто держать себя умеет, конечно.
Для Михаила беседа с ней была лишь предлогом задержаться, и он подмигнул девушкам:
— А мы чего гадаем, сестрички? Каких конфет испробовать — так они все сладкие.
— Гадай не гадай, а бюджет сам подскажет, — огорченно отреагировала одна из них. — Ну что, Валентина, сосчитала: конфеты или печенье?
— По-моему — печенье, — тряхнула косой Валентина. — Сахар у нас еще остался.
— Раз такой подсчет, то конфеты — выбирайте, — пригласил Михаил. — Вы и гости и помощницы, значит, и почет и уважение окажем с радостью… Нет, я серьезно прошу: выбирайте, девушки.
Те еще не решили, как отозваться, а Серафима Евгеньевна заметила ласково:
— Вы и верно не стесняйтесь, молодые-хорошие. У нашего Михаила жены нету, сердиться никто не станет… Хотя бывает, что уж с такой лаской подходят, а на деле один срам выходит!
— Это ты про кого, теть Сима? — поинтересовался удивленный Воронин. — Намекаешь, или в адрес чей?
— Тетя твоя, между прочим, за углом налево живет… А намекать нечего, все известно: у Ольгиного женишка жена дома брошена и детей полные ясли. Потому и сбежал от них грузинец, спрятался, где подальше… А власти все равно нашли!
— Это у Кости?! — обомлел Михаил. — Ну-у дела… Да ты верно знаешь или сорока принесла? Не верится мне.
— Верь не верь, а истина выказалась, — торжествовала продавщица. — Участкового жена все рассказала… Ох и глупые мы, женщины, всю жизнь нас учат, а мы всем доверяемся!
— А я бы такому все равно доверилась, правда, Маринка? — весело сказала Валентина. — Может быть, у него жена ведьма была.
— Слышал, как рассуждают? — поджала губы Серафима Евгеньевна. — Ну, не раздумал конфеты дарить? Мне на обед пора.
— А я тоже за доверие, — засмеялся Воронин. — Сыпь кило длинненьких и еще тех кило, с верблюдом. Гулять так гулять, верно, девушки? Я к вам сегодня чай пить приду.
Мальчишки табунком бежали по улице, первым заскочил домой Витька Сырцов.
Запыхавшийся Володя Морозов ногой отворил свою калитку, выпалил:
— Вить, Лешка, вы у колонки обождите, я скоро, без меня не ходите, только мамке скажу!
— Ладно, обождем, — пообещал Лешка
И они с Витькой пошли навстречу возвращающемуся с выгона стаду.
Володя зашел в дом. После кухни в комнате, где окна были занавешены, показалось темно.
— Мам, ты здесь? — спросил от косяка, увидел сидевшую на стуле Ольгу, и та молча повернула к нему лицо. — Я в клуб пойду, там кино привезли, ладно?
— Иди. Рубаху другую надень. В шкафу возьми.
— А какую?
— Там все чистые. Какую захочешь.
Володя прошел к шкафу: распахнул дверцу, оглянулся.
Мать сидела, положив руки на колени, и казалась очень спокойной.
— Хочешь, дома останусь? Я это кино еще зимой видел.
— Иди посмотри, раз собрался. — Она встала, провела рукой по лицу и спросила ровно: — Стадо гонят, да?
— Гонят. Уже возле Кузнечихи были, — ответил сын, наблюдая за ней.
— Пойду Пеструху загоню.
Корова стояла против калитки, вошла едва ей открыли и направилась к хлеву. Загнав, Ольга подождала в полутьме, пока не выйдет на улицу сын, вернулась в дом и не успела зайти обратно в комнату, как в сенях послышались шаги.
Это была Вера Сырцова.
— Ты что, подоила уже? — спросила, хотя пришла совсем не за этим, да и наперед понятно было, что успеть подоить Пеструху не могли.
— Нет, загнала только.
Вера села на стул у стены, глядела с сочувствием и интересом.
— Переживаешь по нем… Уж привыкла, небось?
— Я привыкла, что одна жить буду, — тихо сказала Ольга. — А он тут и заявись… Привыкла, что одна, а как на станции увидела — так вдруг и поверила, что не кончилась еще жизнь. Другой раз привыкать трудней… — Она равнодушно взглянула на себя в зеркало. — Ничего, опять привыкну.
Лицо Веры дрогнуло и покривилось непритворным теперь состраданием.
— Да что ты, Олюша, плюнь на все… Еще кто другой приладится, чего себя хоронишь? Скоро опять разных привезут, картоху копать.
— На что мне другие, если он нужен? — посмотрела на нее Ольга. — Ты иди, Вера, еще корову доить, прибрать надо. Иди.
— Я пойду, пойду, — готовно встала Сырцова. — Ты только гляди, не удумай чего… Слышишь, Ольга?
— Слышу. Иди.
Оставшись одна, опять села па прежнее место, застыла в той же позе, в какой ее нашел сын, и устало закрыла глаза.
Почтальон Егор Степанович Сажин сидел в кабинете председателя колхоза и, судя по всему, сидел давно и уходить не собирался.
Одинцов заканчивал говорить по радиотелефону:
— …заедешь к Осминину, взглянешь, какой он после юбилея. Если в норме, так наряжай возить комбикорма, а если почуешь, что не в себе — трактор его отдай Славке Егорову, и пусть возит. Что? Это ничего, что молод, машину он знает. А? Решено, решено… Скот на сдачу повезут Долгушин, Воронин и Гогуадзе… Именно он. Что-о? Да я слышать об этом не хочу и ничего такого не позволю, понял?! Поедет, и все. Вот так, отключаюсь!