Ольга, княгиня зимних волков
Шрифт:
– Не было? А ты почем знаешь? Они, русалки, тыщу лет живут! Она молодой только прикинулась! А сама небось…
Невестка молча стояла в углу, сжимая в руках горшочек. Рослая, худая, с тонкими руками, в полутьме избы она и правда казалась гостьей издалека. На лице ее отражалось только утомление. И все же нельзя было не признать: что-то трудноуловимое отличало ее от прочих Озеричей.
– Да, это бабы говорили… – неохотно подтвердил старший, Честомил.
– Бабы ваши смерти моей желают, – проговорила Уксиня. – На укладку мою зарятся. Боятся, что я все мои поневы одной Перепелке отдам. Вот и наговаривают на нее. А вы им скажите, чтоб умолкли. Я
– Конечно, укладка… – проворчал хозяйственный Честомил. – Она в чем из лесу пришла? Да почти ни в чем! И если она ничего в приданое не принесла, какое же ей наследство?
– Не торопись, сыночек, пожитки покойного на сороковой день делят, а я еще не померла, – Уксиня усмехнулась и продолжала, движением руки велев сыну замолчать. – Она от меня смерть наглую отгоняет, и я ее в обиду не дам. Так и скажите своим бабам. Твоя, Честеня, баба умеет отвар двенадцати трав от грызи делать? Вот то-то же. Киселя сварить толком не умела, как ее привезли.
– Так чего же – мои парни так и останутся побиты? – возмутился Немига.
– А ты чего хотел? – засмеялся Краян. – Их было трое? А Радоха один? Если он один троих поколотил, мне его наказывать за это? Твоим еще добавить надо, чтобы ртами не хлопали!
Когда обиженный Немига ушел, Уксиня подозвала Равдана и слабо потрепала по руке:
– Молодец, сынок! Коли выбрал себе жену, так не отступайся, что бы там злыдни ни брехали про нее. А завтра на поле не поедешь – пойдешь к Ведьме-рагане траву-русальницу просить.
Прикосновение ее вялых пальцев было едва заметно. Равдан, без колебаний выходивший один на троих, метнул на жену испуганный и молящий взгляд. Против злой грызи его сила и храбрость были бесполезны, и спасти его мать могла только она – неведомо откуда взявшаяся жена. Он любил ее саму по себе, но ради ее заботы о матери был готов подраться хоть со всеми братьями рода Озеричей, сколько их расселось в шести гнездах близ волока.
Ведома подавила вздох. Выходило, что не в добрый час они с Равданом встретились: ее мать больна от тоски разлуки, его мать помирает у нее на руках из-за «голодной грызи». А что будет, когда помрет? Она не верила, что Уксиня поднимется, хотя и молчала об этом. Если бабью болтовню о ее вине поддержат мужики, изгнание – это еще самое мягкое, что ее может ожидать. А то ведь в реку бросят – вернут обратно, откуда взята. Спасибо, батюшка водяной, нам твоя дочь не пригодится…
– Не бойся! – Равдан обнял ее. – Я мою жену никому не отдам. Не хотят с нами жить – уйдем, без них обойдемся. А от тебя я никогда не откажусь.
В его серых глазах отражалась непреклонная уверенность и решимость стоять за свое до конца. Родимого пятна, давшего ему имя, при открытых глазах было почти не видно; но вот он моргнул, и словно мигнул еще один глаз – цвета запекшейся крови. Это производило зловещее впечатление, и не зря бабы в последние месяцы чаще говорили, что, мол, Краянов меньшой сынок от рождения злой судьбой мечен, вот и привел злую судьбу. Но Ведома почему-то верила, что этой меткой судьба указала ей именно того, кому она предназначена. И даже эта метка нравилась ей, казалась красивой, а так бывает, только если встретишь настоящего суженого. А что родичи мужа молодуху не привечают – эка невидаль! Это еще с тех времен идет, когда перестали на сестрах жениться, а всякая девка, взятая со стороны, казалась русалкой, лешачихой, навкой…
Нет, Ведома не жалела о той купальской ночи! Когда она видела Ингвара ладожского,
Поручение к Ведьме-рагане пришлось Равдану очень кстати. Он давно жаждал повидаться с Лютояром – с тех пор как узнал, что Зорян увез не дочь Сверкера и отбивать ее не нужно. Отпущенный отцом на пару дней, он зашагал прямо в лес: сперва знакомыми угодьями, где Озеричи брали грибы-ягоды, потом более дикими местами, куда бабы и детишки не забирались, а только мужчины ездили за дровами.
К концу дня он тайными тропами добрался до Волчьей поляны на краю оврага, где стояли две избушки стаи – так хорошо ему знакомые и такие непривычные среди летней зелени. Но Лютояра на месте не оказалось, лишь Ворона сидел «на хозяйстве», ожидая возвращения побратимов с лова. Тогда Равдан отправился к избушке Ведьмы-раганы.
Пока добрался, почти стемнело. Зато здесь же обнаружился Лютояр и очень ему обрадовался.
– Давно хотел к тебе идти! Слышал, что в Свинческе творится?
– Ты про что?
– Ну, что у зоричей не Сверкерова дочь была?
– Слышали на волоке. Так это правда?
– К моей матери княгиня приходила.
– Княгиня? – удивился Равдан. – Приходила к твоей матери?
– Они давно знаются, еще с тех пор как мы с матерью в Ольшанске жили.
– А! – Равдан вспомнил, что его друг родился в семье Велеборовичей, а значит, в давнем знакомстве его матери с княгиней ничего удивительного нет: они свойственницы. – Слышно, княгиня захворала.
– Она еще до того приходила. Сразу, как им девку привезли.
– Какую девку-то?
– Нежанку, челядинку, что княжне служила. И где княжна – она тоже не знает! Видела ее в последний раз на поляне, как сухую сряду ей принесла. А сама ушла и на Зоряна наскочила. Он и решил, что княжна – она.
– Нежанка! Вроде помню ее, красивая была девка. Немудрено обознаться! – Равдан усмехнулся. – Стало быть, и она не знает, где княжна-то?
– И она не знает. Потому княгиня к моей матери и ходила – может, хоть Ведьма-рагана проведала.
– И что?
– А ей откуда? И про Зоряна ведь я ей сказал, – мрачно сообщил Лютояр. – Гадать пробовала: говорит, близко где-то Сверкера дочь, родная земля ее носит. Да и все.
– И что теперь?
– Что «что»? Вы там у себя на волоке не слышали чего?
Равдан покачал головой:
– Уж если Ведьма-рагана не знает, нам-то откуда? Мы в воду глядеть не умеем.
– Твоя мать умеет.
– Помирает моя мать, – с досадой ответил Равдан. – Не до того ей, чтоб княжьих дочерей в воде глядеть. Я ради нее и пришел. Нет ли у тебя такой травы – русалицей зовется? – обратился он к самой Еглуте. – Моей матери от злой грызи заваривать.