Ольга, княгиня зимних волков
Шрифт:
– М-матушка! – севшим голосом окликнул он. – Вот он я, пришел. Ты меня звала?
Уксиня вдруг повернула голову и распахнула глаза. И этот тусклый взгляд с полумертвого лица показался таким жутким, что Равдан едва не отшатнулся. Холодные пальцы с неожиданной силой стиснули его руку, и тут ему стало страшно. Казалось, сейчас она утянет его за собой туда, за ту черту, до которой оставался всего шаг.
– Тебе… – прошептала она.
– Что? – Не расслышав, Равдан наклонился ниже. – Что – теперь?
– Тебе отдаю…
И вдруг хватка ослабла. Веки дрогнули и застыли.
– Померла, – выдохнул кто-то рядом.
Краян протянул
Бабы вокруг принялись за причитание. Беседица, жена Честомила и старшая невестка Уксини, пролезла к самой лавке, припала и начала заливаться:
Ты моя ли родная свекровушка!Ты куда да сподобляешься?Ты куда да снаряжаешься?Ты не в гости да не к праздничку,А в безвестную сторонушку,Во неузнанну окраинку…Равдан отошел в угол и там наткнулся на Перепелку.
– Что она тебе отдала? – шепнула та.
– Ничего… – обалдело прошептал Равдан, еще не веря в непоправимость случившегося.
– Ты ничего не приметил?
– Нет… Только будто… ветерком повеяло, да и все. Что ты так смотришь на меня?
– Она могла отдать тебе одно из двух. Или удачу рода, и тогда это хорошо. А если…
– Что – если?
– Если у нее были духи в услужении и она отдала их тебе…
– Какие, к лешему, духи? И что тогда?
– Тогда нам здесь, с людьми, точно не жить!
Тело Уксини перенесли в баню, там обмыли, одели в смертную сряду и положили на лавку. Женщины по очереди сидели при ней и причитали, мужчины готовили краду. Отроков разослали звать дальних родичей на поминальные трапезы. В том числе звали родителей и братьев взятых к Озеричам невесток.
– Ну, а за твоими куда посылать? – спросила Беседица у Перепелки. – Все же свекровь твоя померла, надо ее уважить.
Ведома молчала. Она не могла сказать, что за ее родными надо посылать в Свинческ, на княжий двор.
– У меня… никого нет, – тихо ответила она. – Была бабка, она рано весной умерла.
– Была бабка? – Беседица взглянула на нее с подозрением. – А чьих вы были-то?
Опять молчание. Велеборовичи мы по матери, а еще из рода Харальда Прекрасноволосого и Инглингов по отцу. Но этого Ведома не могла сказать Беседице, которая никогда в жизни не слышала этих имен.
– Не знаю, – сказала она наконец. – В лесу жили. Никого больше я не видела. бабка не говорила.
– Уж не лешачиха ли твоя бабка? – сурово нахмурилась Беседица. – Добрые люди без родни не бывают.
– Оставь ее! – поморщился Краян. Только ему сейчас не хватало бабьих свар. – Почему – не бывают? Укся во младенчестве осталась почти без родни, когда всех их варяги угнали, ее мать одна с детьми осталась. Может, и здесь угнали. Или померли все. Не бывает, что ли? Чего ты впилась в нее клещом? За поневы материны переживаешь? Так ей они велики, ее в одну поневу Уксину всю три раза умотать можно.
Беседица отстала, но смотрела все так же недобро. А теперь она сделалась большухой, и
– Если есть у тебя, девка, родня какая, ты бы лучше сказала, – заметил как-то Краян. Он был человеком не злым и против младшей невестки ничего не имел, к тому же был ей благодарен за заботы об Уксине. – Я так разумею, тебя родные за кого другого по осени ладили отдать, а тут мой парень подвернулся… – Отец глянул на Равдана. – Он и того… Парень-то видный. Немудрено, что девка ума лишилась.
– Меня хотели в другое племя отдать, – неохотно ответила Ведома, вспомнив Зоряна.
– Ну, на Купалии всякая свадьба – богами благословлена, тут разговору нет. Женились – живите. А все же послать бы к твоим, а то бабы не уймутся. Пусть увидят, что не русалка ты никакая, тогда и утихнут.
– Нет, батюшка, прости! – Ведома покачала головой. – Мои… не примирятся, что я у вас живу. Зачем вам свара? И так беды хватает.
– Новых свар нам не надо, – вздохнул Краян. – Ну, как знаешь. Только ведь без приданого – никакой тебе чести среди баб. Тут уж и я не помогу. Так и будут шпынять…
Уксиню проводили: тело в нарядном уборе сожгли на краде, на другой день собрали прах в горшок и погребли на жальнике, набросав сверху битых горшков. Долго горевать было некогда: хватало работы. Пахали озимые поля, сеяли рожь; женщины мыли и правили кадки для запасов, убирали с гряд лук и чеснок. Зачастили дожди. В ясные дни по утрам уже холодало, но днем еще выпадала жара. Дети и молодежь целые дни проводили в лесу: собирали поспевшие орехи, ягоды, грибы.
С ними Беседица почти всякий день отправляла младшую невестку: дескать, в лесу ей лучше, а к скотине лучше не пускать, а то еще чего… Ведома была и рада. Она с детства привыкла бродить по лесу, и там ей всегда было хорошо и спокойно. Все печали оставались на опушке, словно не смели войти с ней сюда. Однако нынешние оказались привязчивы. Пробираясь между молодыми елками и выискивая среди хвои головки грибов, Ведома окидывала мысленным взором события последних месяцев и ясно видела: жизнь завернула куда-то не туда. Сперва она потеряла бабку Рагнору. Потом Уксиню, и свекровь было жаль ничуть не менее. Из-за хвори Равдановой матери замужняя жизнь Ведомы началась, пожалуй, тяжелее, чем обычно выпадает молодухам, но она не держала обиды. «Голодная грызь» Уксини принесла ей много забот и беспокойства, но свекровь была мудрой и доброй женщиной. Из любви к младшему сыну она приняла его жену, не пытаясь вызнать, где тот ее взял, и защищала, пока была в силах. Без нее в избе казалось пусто. Ведома до сих пор просыпалась по ночам в испуге: заснула, оставила хворую без присмотра! И вспоминала, что этой заботы у нее больше нет.
А как там ее собственная мать? Из ельника Ведома перешла на лядину, где тесно стояли среди высокой травы небольшие, в человеческий рост, березки, а среди них красовался целый полк крупных подберезовиков. Корзина, хоть и была немаленькой, скоро наполнилась; добычу больше некуда было девать, и Ведома села на поваленное дерево, подпирая ладонями голову. Равдан рассказал ей то, что услышал от Лютояра, и Ведому пробирала дрожь от мыслей о Рагноре, которая каждую ночь является, чтобы позвать Гостиславу за собой. Зачем старуха ходит? Чего ей нужно?