Ольга, королева русов
Шрифт:
— Скажи, что не нашел, — улыбнулся всадник. — Если согласен, не будем искушать судьбу.
— Не будем, — вздохнул старший.
— Эй, молодцы!… Можете ехать.
— Пропустите их, — старший еще раз вздохнул. Конные дружинники посторонились. Братья вскочили в седла и с оглядкой, настороженно тронулись в путь, все еще не очень веря, что свободны. Ад-вольф, поравнявшись с неизвестным, спросил:
— Как зовут тебя, витязь?
— А вот имена сейчас ни к чему. Скачите поскорее, а мы пока побеседуем.
В
Она ничего не знала о внезапных припадках князя Игоря. Супруги встречались редко, и при встречах наедине великий князь при всех странностях все же держал себя в руках. Да, истерические всплески случались, но она никогда не поддавалась на них, и ее супруг как-то брал себя в руки. Но то, что произошло этой ночью, представлялось Ольге первым знамением объявленной великим князем войны. Войны не только против нее, но прежде всего войны ради полного самоутверждения, что потребовало уничтожения всех сподвижников ее отца, последовавших за ним в походе на Киев. Они уже укоренились на новой земле, получив поместья, женившись на славянках и родив детей, которые предпочитали говорить на языке славян.
Это было крушением всех мечтаний ее отца Олега Вещего. Он не мечтал о собственном могуществе — он считал своим долгом вывести собственный народ из приильменьских болот, избавить от вечного недоедания и постоянного страха голода, обеспечить ему достойную жизнь. Конунгу удалось создать могучую державу, с которой считалась не только Византия, но и Хазария, и соседствующие страны Европы.
Князь Игорь бездарно промотал его наследство, и Византия тотчас же сорвала Олегов щит с врат Царь-града. Он заигрывал с печенегами, прорвавшимися из-за Волги сквозь заслоны хазар. Игорь не слушал советников, наивно полагая, что степняки ударят по Византии и тем помогут ему. А печенеги оседлали Днепровские пороги, и от этого прежде всего пострадало само Киевское Великое княжество. Торго-. вые караваны вынуждены были платить дань печенегам за проход через пороги, и Киев стал получать лишь остаток этой дани. И тогда Игорь обрушил свои удары на славянские племена.
Олег тоже подавлял славянские восстания, приму-чивая прежних владельцев как богатейшего торгового пути из варяг в греки, так и небывало плодородных земель по Днепру. Но примучивая их, Олег никогда не доводил дело до крайности, до разгромов, карая только виновных и не подрывая самих основ существования славян. А существование славян, их внутренний покой и есть основа существования государства русов. Основа могущества государства. Значит…
Княгиня вдруг резко остановилась, поскольку до этого металась по покоям со скоростью собственных размышлений. Остановилась потому, что размышления эти привели ее к неожиданному, но, как она вдруг почувствовала, единственно правильному выводу.
Значит… Значит, необходимо навести порядок во всей подвластной русам славянской земле. Установить единые дани и пошлины, передать всю местную, племенную власть в руки самих славян, оставив за центральной властью лишь сборы дани и кару за преступления в межплеменных раздорах Нужен новый уклад,
Значит…
Значит, великого князя Игоря нужно убрать. И чем скорее это свершится, тем лучше для всех племен, населяющих Киевскую Русь Для всех, а не только высоких родов конунга Олега и отважного витязя Сигурда Это — не родовая месть Это — необходимость. Просто — необходимость…
ГЛАВА 10
В шатре великого воеводы Свенельда шла неспешная задушевная беседа. Такая беседа всегда возникает неожиданно, когда два бывалых, израненных воина вдруг и как бы ни с того ни с сего начинают вспоминать общее детство. Это — не грусть, это — потребность омыть огрубевшую душу, вспомнить, какой нежной она когда-то была…
— А помнишь…
Неожиданно дружинник у входа откинул полог, возвестив:
— Дворянин Асмус к великому воеводе!
— Что-то я такого не помню, — проворчал Ярыш. — Да еще ромей, коли по имени судить.
— Знать, не вовремя мы с тобой в детство окунулись, — усмехнулся Свенельд. — Вели войти.
Вошел Асмус. По-византийски, то есть несколько картинно, поклонился.
— Дворянин Асмус от великой княгини с весьма срочным докладом.
— Садись и рассказывай все, что велено.
Асмус тотчас же сел, но говорить не спешил, выразительно поглядывая на Ярыша. Свенельд пояснил:
— Мой побратим боярин Ярыш. Мы только что вспоминали с ним о детстве. При нем можешь говорить все.
Асмус коротко, без ненужных эмоций рассказал о посещении князя Игоря во главе собственной младшей дружины. Упомянул и о разгроме усадьбы сына Зигбьерна, при которой был убит хозяин, но детей удалось спасти. Добавил от себя, что охота за сыновьями Олеговых бояр идет повсеместно, но добавил как бы между прочим, особо подчеркнув главное:
— После того как великий князь Игорь оскорбил великую княгиню в присутствии раба, великая княгиня выгнала их всех одним словом, на моих глазах вдруг превратившись в великую королеву русов. Она повелела убить немого раба, и я его убью.
— И навсегда потеряешь дворянское звание, пожалованное тебе королевой русов, — усмехнулся Свенельд.
— За убийство раба?
— По законам чести ты должен сражаться тем оружием, которое изберет вызванный тобою на поединок. Это входит в славянское понимание чести воина.
— Я готов!
— Его оружие — кулаки. Его сила — звериная мощь. Он убьет тебя, Асмус.
— Прости меня, великий воевода, но ты считаешь, что на это не следует вообще обращать внимания? Княгиня Ольга так не считает, и я…
— Его убью я, — негромко перебил Ярыш.
— Он моложе тебя лет на двадцать, — вздохнул Асмус. — Прости, боярин, но это — так.
— Не совсем так, дворянин Асмус, — по-прежнему негромко продолжал Ярыш. — Ты слыхал о Соловье-разбойнике? Он встречал купеческие караваны без меча, потому что с мечом в лесах не побегаешь. И всегда выходил победителем, даже если ему случалось сражаться одному против троих, а то и четверых.