Ольга, лесная княгиня
Шрифт:
Иной раз Олег задумывался: а есть ли вообще какие-то боги у этих людей, что сидели за длинными столами в гриднице Вещего?
Вон Сигге Сакс – приятный с виду человек с добрыми глазами. Когда в последний раз ходили на деревлян, он со своей дружиной сжег два или три городка со всеми жителями и добром – ему было весело, и плевать на добычу!
Дружины привлекают таких людей со всего света: что в мирной жизни преступление, чреватое в лучшем случае изгнанием, в походе, – великий подвиг, обеспечивающий почетное место на пирах. И едва человек выйдет из-под власти рода, держащего в крепкой узде обычая
Рядом с Саксом притулились купцы: Гудила Скрипун и жид Саврила Булартай, из волжских булгар родом. Оба – с масляными глазами и беспокойными улыбками. Они из тех, что вечно вьются рядом с людьми вроде Сигге, скупая у них по дешевке пленников, скот, полотно, зерно из захваченных припасов. Одному их товарищу прошлой осенью на пиру у Свенгельда выпустили кишки – наутро, протрезвев, никто не помнил почему и за что.
«Не дрожи, прорвемся!» – хлопает Гудилу по плечу в пьяном дружелюбии Требимир Кровавый Глаз. И Гудила всем видом изображает: мужики, я с вами, я весь ваш, только мне страшно…
– Да мы… Да я… – ревет где-то в том конце Руалд. – Что эти греки! Я Рагнара Лодброка видел… маленьким!
Какой толк рассказывать им о непревратной дружбе и доброй воле?
Их души должны переродиться, чтобы они стали способны применить добрые чувства не только к своим соратникам, но и ко всем людям.
Это могла бы сделать Христова вера… но этот путь они отрезают себе, убивая христиан и разоряя храмы.
Они не преступят клятвы, данной на оружии, с именами своих богов.
Даже самые бессовестные из них почитают единственного бога – свою удачу, а у этого бога есть одна заповедь: «Не зарывайся». Обычно они понимают, когда заканчивается отведенный тебе запас удачи и надо какое-то время посидеть тихо. Поэтому выждут окончания тридцатилетнего срока, которое отодвинет прежнюю славу в область преданий и станет требовать ее обновления.
И никак им не объяснить, что их право пойти в новый поход вовсе не означает обязанности это делать. Они считают себя обязанными «перед родом, богами и предками». И их поддержат все князья и великие бояре племен и родов, собранных под рукой Вещего. Все князья и воеводы, сидящие в ключевых точках торговых путей, слишком хорошо помнят свое происхождение от «морских конунгов»: мир все еще видится им нивой, которую сеяли другие, а они могут прийти и сжать урожай своими острыми мечами. А кто останется там, оросив пашню побед дождем горячей крови, – того вознаградит вечная слава… на следующие тридцать мирных лет.
Олег уже не раз обсуждал эту заботу с родичами: Предславом и Ингваром.
Эти двое, старый и молодой, будто воплощали соперничающие силы, которые тянули в разные стороны Олега, а с ним и всю Русскую землю.
Предслав был против нового похода, как и вообще против любой вражды руси с греками. Он мечтал о том, чтобы Олег по примеру Ростислава Моравского попросил у греков учителей Христовой веры для русов и словен, дабы постепенно сделать их христианским народом, другом и братом христиан: греков, франков, саксов, фризов, болгар, моровлян. Его поддерживали не только христиане, но и многие богатые торговцы, для которых война была разорением: ведь она прерывает торговые пути и наполняет их разбойниками. Конечно, если
А Ингвар был вождем тех многочисленных варягов разных языков, всей этой руси, которая предпочитала покупать без денег и вспахивать пашню славы железом мечей. Ворваться в богатый край, похватать все, что можно, остальное сжечь, угнать в полон, продать – и долго потом хвалиться на пирах золочеными кубками, перстнями, цветным платьем да своей славой! А кому не повезет в бою, будет делать то же самое, но уже на пиру в Валгалле. И там Руалд вновь встретит Рагнара Лодброка, которого «видел… маленьким», никогда не уточняя, кто из них двоих был маленьким в те незабвенные дни.
Что им терять? Они могут только приобрести.
В душе поддерживая отца, Олег пытался переубедить Ингвара, напоминая, что ведь не всякий поход бывает удачным. И греки – не беспомощные овцы, которых может резать, обдирать и жарить всякий, у кого сыщется нож. У них и пешее, и конное войско – не чета сброду, что горазд воевать на пирах с пивом!
– Мы не пойдем туда по суше, а на море их конница нас не достанет! – смеялся Ингвар.
– На море! Вы думаете, что во всем свете никто, кроме вас, не умеет ходить по морю? Греки строят дромоны, где на каждом по сто двадцать гребцов в два ряда, один выше, другой ниже! А то и сто шестьдесят. У них две мачты и два руля. Они перетопят вас, как котят!
– Нас? – уточнил Ингвар. – Значит, сам ты твердо решил в походе не участвовать?
Олег промолчал. Он не мог сказать «нет», но не мог и согласиться возглавить то, чего не одобрял.
– А стены Константинополя ты когда-нибудь видел? Не видел. Они поднимаются к самому небу!
– Ни дромоны, ни стены им не помогли, когда к ним пришел Вещий. И он не лез на эти стены. Он обчистил побережье и вынудил греков самих искать с ним мира.
– Надеешься, что твоя удача так же велика, как у Вещего! – Олег прямо взглянул в глаза шурину, надеясь все же образумить чересчур горячего вояку. – Ты ему даже не кровный родич, а только сват. Или ты рассчитываешь, что получил его удачу в приданое за женой?
– Я попытаю мою собственную удачу. – Ингвар ответил ему таким же прямым взглядом. – Может, я и не Вещий… Но мало толку быть его кровным родичем, если вечно сидеть с бабами!
– Когда уедешь к себе в Волховец и будешь править землями твоего отца и деда, сможешь делать что тебе угодно. Кстати, когда ты намерен ехать? Половодье близится к концу.
– Ты меня выгоняешь из Киева? – Ингвар поднял брови.
– Мы с тобой дважды родичи, и ты можешь гостить у меня сколько тебе вздумается. Просто напоминаю, что нехорошо будет так долго оставлять владения твоих предков без конунга. Там ведь и другие люди есть, кто не прочь усесться на старой Корабельной Стоянке.
– Слыхали? Ждивоева холопа нашли… что твою куряту. – Бьярки Кривой выразительно провел ребром ладони по горлу.
Ночами охраняя Свенгельдов двор, днем он то спал, то слонялся по причалам, поэтому лучше всех знал, где что случилось и что говорят.
– Как это? – Я замерла с ложкой в руке, прижав горшок к груди.
– А вот этак! – Бьярки еще раз провел по горлу. – Только у курей головы напрочь были откусаны, а у этого глотка порвана и кровь на земле.
– Бре… шут, – сквозь кашель выговорила Держана.