Ольга, лесная княгиня
Шрифт:
Я так и замерла с охапкой льняных стеблей в руках.
Все это время я надеялась, даже почти верила, что вуй Гремята и Бельша уладят дело в Киеве: ведь Ингвар получил невесту, которую хотел!
И я получила самого лучшего мужа, о каком могла мечтать, поэтому мне хотелось верить, что теперь мы будем жить-поживать да детей наживать…
Но по тому, как переменилось лицо мужа при этом известии, я поняла, что он в наше мирное будущее не слишком верил.
Он не удивился.
– Рассылайте гонцов, собирайте людей! –
– Но может быть… – Я подошла к нему, прижимая льняной сноп к груди: не могла бросить наземь, но и не соображала, куда деть. – Он хочет только пройти на Нарову – ему ведь нужно отомстить…
Я уже рассказала мужу обо всем, что предваряло бегство Эльги.
Он знал: Ингвару, прежде чем взять ее в жены, придется найти тех викингов, что убили Вальгарда.
Теперь я сообразила: Дивислав молчал, когда я говорила об этом. А я по глупости думала, что он просто не придает этому значения: ведь месть за отца Эльги взял на себя другой человек, а меня отдавали замуж родичи матери и не ставили такого условия.
– Он-то хочет пройти, – Дивислав кивнул, – но я-то не хочу его пропускать.
Я услышала в его голосе сожаление, но и уверенность, что иначе нельзя.
Он понимал, что это огорчит меня, но ничего не мог изменить.
Я понимала его.
Ингвар нанес ему тяжкое оскорбление, похитив невесту, которую ему обещали по уговору. Дивислав никак не мог ради собственной чести позволить тому пройти на Нарову, выполнить условие и сыграть свадьбу.
А ведь и Ингвар никак не мог обойти Зорин-городок! Ему нужно было получить назад приданое Эльги.
Их столкновение было неизбежно, они оба это знали, и оба желали исполнить свой долг перед предками, родом и дружиной.
Разве я могла его отговаривать?
Нет, ведь честь рода была и мне дороже всего.
Да и не стал бы он меня слушать.
По расчетам мужа, у нас было еще два-три дня в запасе. Разослали гонцов ко всем гнездам, кого можно было успеть оповестить за это время.
Тем временем разошелся слух, будто не то киевский князь, не то хазарский каган идет сюда с войском, чтобы отнять у Дивислава жену молодую – меня!
Я не знала, плакать или смеяться.
Люди все перепутали, но что за важность? Полевые труды были закончены, и мужчины охотно брались за топоры «ради княгини молодой». Я была так благодарна этим людям, которые готовы были отдать жизнь, как им казалось, за меня, и так жалела их, кому пришлось покинуть дома в такое время. Идти на бой вместо того, чтобы пить пиво на свадьбах дочерей…
Вои стали собираться почти сразу.
Зрелые мужи, безусые отроки – они шли к нам с топорами, наскоро пересаженными на более длинные рукояти, с рогатинами, с охотничьими луками, в серых валяных свитах и таких же шапках.
Скоро все избы в Зорин-городке были заполнены, как и в ближних
Мужа я почти не видела: выстроив вновь прибывших на пустыре под воротами, он обучал их премудростям ратного строя.
Даже поспать немного, когда уже совсем нет сил, мы с ним приходили в разное время.
Держана в ту пору хворала: кашляла, ее лихорадило. Я боялась, что не успею ходить еще и за ней, но она сама встала и принялась помогать мне. Она исхитрялась и заниматься детьми, и присматривать за нашим хозяйством, пока я кормила ратников. Что бы я делала без нее!
И в те дни, и потом…
Вскоре стало известно, что Ингвар прибыл.
Его дружина высадилась на берег поодаль от Зорин-городка и заняла Хотилову весь: Хотиловичи, прибежав к нам со всеми домочадцами, и передали эту новость.
А еще они передали слова князя Ингвара: Дивислав должен доставить ему все приданое Велегоровой дочери и поклясться беспрепятственно пропустить его к Будгощу и обратно. Иначе предлагал биться завтра на заре, на лугу между нами и Хотиловичами.
Ответ был очевиден.
Думаю, на согласие Ингвар и не рассчитывал.
А я была близка к отчаянию.
Совсем недавно, в своей девичьей жизни, я любила Эльгу больше всех на свете. И она, я думаю, любила меня.
Прошло так мало времени, и вот наши судьбы пересеклись таким ужасным образом!
Мне все казалось, что ради нашей с ней любви должен быть какой-то выход. Но я не находила этого выхода и чувствовала себя загнанной в темный угол.
И на следующее утро дружины вышли в поле.
Дивислав не спал, всю ночь бродил по боевому ходу вдоль стены. Дозорные стояли, но я знаю, что людям было приятно в эту тревожную пору видеть князя рядом.
Раз я тоже вышла к нему.
На лугу между нами и рекой виднелись костры ополчения: там ночевали те, кому не хватило места под крышей.
Осенняя ночь была прохладна, но земля, накопившая за лето столько солнечного тепла, еще отдавала его: осенью спать на земле куда лучше, чем весной.
Я знала: завтра кто-то ляжет наземь, чтобы заснуть навеки… и многие… и те, кого я успела узнать, с кем почти сжилась…
Муж велел мне идти домой, но я не могла уснуть до самого рассвета и сидела возле маленьких, отгоняя пугающие образы завтрашнего дня.
Держана так кашляла, что, казалось, у нее вот-вот сердце выскочит.
А ночь была так непроглядно темна, как бывает только осенью…
Мне сейчас кажется, что это была самая долгая и томительная ночь моей жизни. Мне было не страшно, как у Буры-бабы, но тоскливо до изнеможения. Вокруг меня были люди, их было даже больше обычного, но мне казалось, что я одна в дремучем лесу.