Ольга

Артемова Алла

– Тоже мне, козявка, – выкрикнул ей вслед Женя, а затем с неохотой промурлыкал в трубку: – Пока, киска.

– И зачем я понадобился директору? – ни к кому не обращаясь, спросил Андрей и потянулся за тростью.

– Как зачем? Директор хочет повысить тебя в должности. Думаю, он назначит тебя своим заместителем, – съязвил Женя Степанов и громко фыркнул.

– Пошел к черту, – огрызнулся Чернышов, с трудом встал и вышел из комнаты.

В приемной директора никого не было, кроме секретарши.

– Мне можно войти? – спросил Андрей Бэллу Васильевну и показал в сторону директорского кабинета.

– Да, Ефим Каземирович давно тебя ждет, – не отрываясь от работы, произнесла та.

Андрей взялся за дверную ручку, но голос секретарши его

остановил.

– Чернышов, передай всем в своем отделе – если они и впредь будут так долго занимать телефон, я доложу об этом Ефиму Каземировичу. Ты понял меня?

Андрей в ответ кивнул и скрылся за дверью.

– Нахал, – прошептала Бэлла Васильевна и театральным жестом поправила прическу.

– Ефим Каземирович, вы меня вызывали? – спросил Андрей, войдя в кабинет.

– Вызывал. Проходи, садись, – директор оторвал взгляд от служебных бумаг и снял очки.

Андрей осторожно, почти не сгибая протез, сел на стул, стоявший у самой двери.

– Так-так… – сказал директор, как бы разговаривая сам с собой, затем встал и прошелся по комнате. – Ты, Чернышов, работаешь у нас уже больше шести лет, если я не ошибаюсь? – наконец обратился он к Андрею.

– Да, Ефим Каземирович.

– Недавно женился. Жена у тебя хорошая, напористая. Помню, как она приходила сюда и просила принять тебя на работу.

Андрей смущенно потупил взор.

– Ладно, Чернышов, не смущайся. Это я так, к слову вспомнил. У тебя есть ребенок. Извини, не помню только, мальчик или девочка.

– Девочка, – ответил Андрей, удивившись, что директор так хорошо обо всем осведомлен.

– И сколько же ей?

– Через месяц исполнится полгода.

– О-о-о… уже невеста, – высокопарно изрек Ефим Каземирович и похлопал Чернышова по плечу. – Рад за тебя. Прекрасная жена, милый ребенок… Думаю, тебе нужно беречь их, заботиться и понапрасну не огорчать. А это только от тебя зависит.

– Ефим Каземирович, я не понимаю, к чему вы клоните. Ходите вокруг да около. Говорите прямо, зачем вызывали, – наконец не выдержал Андрей.

– А ты не кипятись, Чернышов. Сейчас поймешь. У тебя научный руководитель группы Крутов? Ведь так?

– Нет, Пряников, – насмешливо произнес Андрей. – Ефим Каземирович, вы же лучше меня знаете, кто у меня начальник, так зачем глупые вопросы задаете?

– Но-но, Чернышов, не забывай, с кем разговариваешь, – повысил голос директор. – То, что Крутов начальник твоего отдела, мне прекрасно известно, а вот какой он человек, ты можешь мне сказать?

– Владимир Сергеевич? Прекрасный человек, фронтовик, герой Советского Союза.

– Я не об этом тебя спрашиваю, – с раздражением сказал директор.

– Тогда я не понимаю вас.

– А ты, Чернышов, пораскинь мозгами. Все тебе нужно растолковать да в рот положить. Инженер как-никак, голова должна работать.

– Голова у меня работает, пока не жалуюсь.

– Тогда скажи мне, Чернышов, не говорил ли тебе Крутов, что немецкие специалисты в области протезирования лучше русских?

– Я не помню. Мы о многом с ним говорим. А в чем дело?

– А ты вспомни. Парень ты молодой, так что память должна быть отличная.

– Ефим Каземирович, разве это так важно? Ерунда какая-то.

– Нет, не ерунда. Ты даже не представляешь себе, как это серьезно. Вот возьми, прочти этот документ, – директор протянул Андрею исписанный мелким почерком лист бумаги.

Андрей недоверчиво покрутил в руке исписанный лист, прежде чем пробежал глазами первые несколько строк.

– Ефим Каземирович! – воскликнул он, задыхаясь от злости. – Так ведь это же…

– Читай, читай, Чернышов, – приказал грубым тоном директор.

Андрей покачал головой и, пересиливая себя, стал читать. Ефим Каземирович подошел к окну и неподвижно застыл, бросая взгляды то на Чернышова, то на улицу, украшенную красочными транспарантами. В его душе царила радостная симфония. Впервые за многие годы директору представился уникальный случай уничтожить Крутова и, самое главное, чужими руками. Он

ненавидел Крутова еще с незапамятных времен, и с годами эта ненависть не проходила, а лишь усиливалась. Будучи двадцатилетним юношей, Ефим Каземирович познакомился с девушкой, которую полюбил всей душой. Людмила Полынина была из рабочей семьи. Ее отец работал путевым обходчиком на одной из железнодорожных станций, а мать судомойкой в столовой. Но несмотря на их социальное неравенство (Ефим Каземирович был единственным сыном известного адвоката), он твердо решил жениться на девушке. Когда он объявил о своем решении отцу, в доме разразился скандал. Арканов-старший даже слышать не хотел о какой-то дочери путевого обходчика, пусть даже и красивой, как утверждал сын. Он мечтал породниться со своим другом – проректором университета, у которого была дочь на выданье. По слухам, девчонка была некрасива и глупа, но разве это имеет значение, если ее папаша известен в научных кругах не только в своей стране, но и за рубежом? Ссора между сыном и отцом зашла так далеко, что сын покинул родительский дом и перебрался жить в студенческое общежитие. Но на этом беды Ефима Каземировича не закончились. Людмила отказалась выйти за него замуж. Она предпочла стать женой Крутова. Ефим Каземирович сильно переживал и во всем, что произошло с ним, винил только Крутова. По настоянию отца он все-таки женился на дочери проректора, но семейная жизнь не удалась. Постоянные скандалы и ревность жены делали его жизнь просто невыносимой. Но когда Ефим Каземирович решил развестись с женой, тесть пригрозил: если он это сделает, на своей карьере может поставить крест. Как раз именно в это время рассматривался вопрос о назначении Арканова на должность директора научно-исследовательского института по протезированию, и поэтому его развод был весьма некстати. И Арканов смирился, проклиная все на свете и в первую очередь Крутова. Смерть Людмилы была сильным ударом для Ефима Каземировича, и он поклялся не успокаиваться до тех пор, пока не будет забит осиновый кол в гроб его врага. В годы войны Арканов потерял из виду своего злейшего врага. Благодаря стараниям опять же тестя Ефим Каземирович получил бронь и отсиживался в тылу. Однако он надеялся, что смерть настигнет Крутова где-нибудь на поле боя. Но его надежде не суждено было сбыться. Крутов прошел по дорогам войны от первого и до последнего дня, не получив даже царапины. А после войны его направили работать в институт протезирования, которым руководил Ефим Каземирович. Арканов не мог с этим смириться и впервые пошел на поклон к своему тестю. Он унижался и просил помочь, но тесть в просьбе отказал. С этого дня жизнь директора превратилась в сущий ад. Ему невыносимо было каждый день видеть своего злейшего врага и делать вид, что он ему все простил. Вскоре все сотрудники института обратили на это внимание, а некоторые даже в угоду директору пытались строить различные козни Крутову. Особенно усердными в этом плане оказались младший научный сотрудник Сельгин и старший лаборант Шаврин.

– Ефим Каземирович, но ведь это ложь, сфабрикованная ложь, – прочтя докладную на имя директора, закричал Чернышов.

– Успокойся Чернышов. Давай разберемся.

– Что тут разбираться? Вы не хуже меня знаете Крутова, он самый лучший специалист в институте.

– Возможно, – уклончиво ответил директор.

– Смешно, да и только. В доносе написано, что Крутов немецкий шпион. Ложь от первого и до последнего слова, ложь!

– Во-первых, это не донос, Чернышов, а докладная записка, подписанная твоими товарищами.

– Моими товарищами??? Это Сельгин и Шаврин – мои товарищи? Не смешите. Они самые тупые лодыри, каких я только знал, да к тому же еще и подлецы.

– Я не согласен с тобой. Сельгин и Шаврин – честные и порядочные люди. Они правильно ориентируются в обстановке и обо всех негативных явлениях в нашем институте своевременно сигнализируют. Я считаю, и ты должен подписать этот документ. Ты был свидетелем, когда Крутов хвалил немецких специалистов. Не упрямься. Подписывай.

– И не подумаю.