Олигарх 5
Шрифт:
Если он это место сочтет пригодным для жизни, то там будет заложен еще один компанейский форт.
От этого места по прямой до острова Кадьяк примерно тридцать семь-тридцать восемь миль. Он почти никогда не замерзает и это может оказаться кратчайшим круглогодичным маршрутом остров Кадьяк-Новоалександровский-Михайлов.
Компанейский шлюп, который доставит Леонова с Колмаковым в Новоалександровский будет по возможности курсировать в проливе и когда Петр Калмаков выйдет к заливу, забрать их.
Если намеченное место окажется неудачным для размещения редута, Колмаков спустится южнее по
Планы на зиму конечно грандиозные. Я больше всего опасался не их провала, а возможных человеческих потерь в ходе их осуществления.
Поэтому я дал согласие на претворение в жизнь этих замыслов только при тщательной подготовке и сведения к минимуму риска потерь. Как следствие моих требований все экспедиции непривычно многочисленные и очень большие запасы продовольствия и снаряжения. И конечно вооружение, в буквальном смысле до зубов.
Летом главным товаром для нас в только что созданном Михайловском отделе Компании и Новоалександровском редуте были ездовые собаки. Наши торговцы стремились их покупать в первую очередь и лишь затем пушнину.
К осени резко поднялось значение Азачей и Чиника. Они стали главными центрами торговли на северном берегу залива Нортон.
В конце августа в Азачи пришли очередные продавцы-чукчи с нашего берега Берингова пролива и привезли двадцать ездовых собак. Активная торговля ездовыми собаками шла уже весь август, но в этот раз азачинский тойон Филипп, он со всей семьей накануне свадьбы внучки принял Святое Крещение, договорился, что трое чукчей останутся у нас на зиму. Они должны будут обучить азачинских эскимосов новой техники езды на собачьих упряжках запряженных цугом.
Помимо этого Филипп договорился, что при первой возможности зимнего перехода через пролив чукчи пригонят какое-то количество своих доиашних оленей.
Это известие меня очень удивило. Я знал, что Берингов пролив на самом деле никогда так не замерзает, чтобы по нему можно было без опаски передвигаться.
Но оказывается сейчас, в первой половине 19-ого века, пролив иногда замерзает так, что по нему где-то в середине января можно свободно передвигаться, не опасаясь провалиться в какую-нибудь полынью. И проблемой является только найти зачастую в полной темноте дорогу среди торосов.
Такое случается раз в три-четыре года и по всем приметам предстоящая зима будет именно такой.
Поразмыслив над этим, я решил что удивляться тут не чему. Глобальное потепление еще впереди и средние температуры сейчас намного ниже знакомых мне по прошлой жизни.
В любом случае это не моя проблема. Получится хорошо, не получится — привезем на пароходах.
Но как бы там ни было, и в Азачах и в Чинике, к зиме готовятся основательно, похоже проложить хорошую зимнюю трассу у них интереса не меньше нашего и по ней, по крайней мере на северном участке пойдут настоящие караваны собачьих упряжек.
Золота на прииске уже добыли больше пятидесяти пудов, в основном это был песок, но попадались и самородки самой различной формы и веса. Самый крупный был больше двух килограммов.
Я никак не мог решить, что с этим золотом делать. Вся проблема
На пароходе кстати уже был золотой груз — три пуда кенайского золота.
Если конечно хотя бы половина планов на зиму будет выполнена, то юго-запад Аляски в своем развитие сделает семимильный шажище. При одном естественно условии — отсутствие потерь. И не важно кто это будет, чисто русский, креол или абориген на нашей службе.
Очень меня порадовала гармония в отношениях между нашими начальниками: одеяло на себя никто не тянул и все возникающие разногласия разрешались быстро и полюбовно.
Тут на все сто работало мое «гениальное» управленческое решение. Пару раз я публично во всеуслышание заявил, что тех, кто будет собачиться, делить полномочия или еще что нибудь, буду гнать сраным веником. Делом надо заниматься, делом.
Так что на Камчатку я уходил с хорошим настроением, пока всё ладится и дела идут неплохо. Проблема одна — люди, народа нужно много и чем больше, тем лучше.
Не успели берега Аляски скрыться из вида как начало штормить и трепало нас до самого Петропавловска. По сложности поход оказался самым тяжелым из всех мною уже совершенных.
Возле Командор мы потеряли мачту, но это была сущая ерунда но сравнению с тем, что обычно бывает в такие шторма, которые сопровождали нас весь этот поход. Павел Александрович и все опытные моряки экипажа, нашего кораблестроителя синьора Марино добрым словом поминали несчетное количество раз за каждые сутки, настолько наш пароход был хорош. Ни капельки воды в трюмах и несмотря ни на что мы каждый день неуклонно шли вперед, не отклоняясь от курса.
Соня героически переносила все тяготы похода и даже пару раз выходила на верхнюю палубу. У меня сердце от страха замирало когда она это делала и я решил, что больше она со мной без крайней необходимости в морские походы ходить не будет. Ради чего мне гробить свою жену? На самом деле это чистой воды женская блажь.
Еще тяжелее этот переход достался команде «золотых» курьеров. Архип получил подробнейшие инструкции от Ивана Васильевича и служба им явно медом не показалась. Мало того что светлейшие персоны надо охранять, так ведь еще и за золотом на многие сотни тысяч надо присматривать.
Океан более-менее успокоился за несколько часов до нашего прихода в Петропавловск и в Авачиеский залив мы вошли без каких-нибудь проблем, потратив на переход Михайлов — Петропавловск ровно двадцать пять дней.
Флегонта Мокиевича в городе не было, он был где-то на строящейся трассе. Градоначальник сказал мне, что никаких особых событий после моего ухода не произошло, все идет своим чередом.
Золото было выгружено и помещено под надежной охраной в городском арсенале. Это было первое, что построил Флегонт Мокиевич после своего «воцарения» на Камчатке. Я такое решение посчитал несколько сомнительным, но сейчас оценил мудрость нашего Начальника Камчатки. Золото действительно будет в безопасном месте и под надежной охраной. В дополнении к штатной охране арсенала остался Тимофей и шесть курьеров.