Олигарх
Шрифт:
— Макеева? Зинаида Михайловна? Да ты шутишь, подруга! Так зовут почетного врача, профессора, доктора наук, психиатра с мировым именем — бывшего нашего главврача! Что, в газете прочитала, что ли? Ну о том, что ей сто лет исполнилось?
— Сто лет? — Зинаида вдруг почувствовала, как внутри у нее захолодело и сердце забилось чаще — Она что, жива?
— Жива, почему бы и нет? — пожала плечами пожилая медсестра — Хорошая женщина, никогда зря не ругала! Не обижала и в деньгах, всегда за персонал стояла горой! В обиду не давала! Но и лоботрясов терпеть не могла, могла вообще на пинках вынести, если что. Молодец баба! Войну прошла! Ранена была, награждена!
Она записала на бумагу, остановилась, хмыкнула:
— Везет нам на беспамятных! За последнее время ты вторая будешь.
— А кто первая? —
— А откуда ты знаешь, что «она»? — подозрительно посмотрела медсестра — а может это мужик был?!
— Ну…«вторая», значит женщина — я так предположила — спохватилась Зина, ругая себя за прокол.
— Женщина, да. Девушка. Красивая такая, блондинка, высокая! А сильная — это что-то! Она одну девку подняла как котенка, и в пруд забросила! Мужик бы не смог — а она смогла!
— Буйная, что ли? — вроде как невзначай спросила Зинаида.
— Нет, не буйная — поморщилась медсестра — Та баба паскудная, зоновская, начала наезжать на одну девчонку, так эта Настя за нее заступилась, и отлупила ее. Ладно, хватит болтовни — в палату пора. Пойдем, покажу куда тебе лечь…
Мы ходили и ездили по Одессе всю неделю с утра до вечера. Побывали везде, где только можно было побывать. Само собой — были и на Лестнице, глазели на Дюка, Привоз — куды ж без Привоза?! Кстати — базар, как базар…что я, базаров не видал? И торговцы ничем не отличаются от каких-нибудь саратовских торговцев — даже немного разочаровались. Что естественно было просто глупо. Что, они должны были все хохмить и разговаривать на «одесском» языке? Или я ожидал увидеть каких-нибудь биндюжников, в башмаках «со страшным скрыпом»? Правильно сказала Ольга — не нужно слишком больших ожиданий — не будет и разочарования.
Побывали в порту — красиво, чего уж там. Туристические лайнеры, грузовые суда — все, как положено. А вот само море меня разочаровало, как и пляж Ланжерон. Море грязное, больше похожее на Азовское. И пляж грязный, пыльный какой-то…бумажки набросаны, окурки. Это тебе не Средиземное море, и не Греция. Тут все попроще.
Но вообще город понравился. Чистый, вылизанный до блеска, старинный — весь в брусчатке. Не знаю, как обстоят дела в 2018 году, может брусчатку повыковыривали, или застелили асфальтом, как это сделали в Саратове, но сейчас Одесса была прекрасна своим напоминанием о прошлом. Да, по асфальту ездить комфортнее, мягче, ничего не стучит, но…лучше бы брусчатка осталась. Как в Одессе.
Тенистые улицы, кафе-мороженое, Приморский бульвар с запахом цветов — огромные клумбы цвели и одуряющее сладко пахли. Гуляющие туристы, довольные, счастливые советские граждане. Еще не разделившиеся на братьев и небратьев. И теперь не разделятся. Все для этого сделаю. И уже сделал!
Мы гуляли днем, гуляли и поздно ночью, когда спадала жара и прохожих становилось мало. Сидели на скамейке над морем и смотрели на лунную дорожку.
Почему-то я чувствовал себя здесь абсолютно безопасно. В голове угнездилось: это старая Одесса, правильная Одесса, и нам здесь ничего не грозит! И правда — за все время, что мы ходили по городу (а забирались в самые что ни на есть укромные уголки), к нам никто не пристал, никто не попытался ограбить или обворовать. Я как-то раз даже со смехом сказал Ольге, что похоже Жуков все-таки искоренил одесскую преступность. Всех перебил. Ну ничего не осталось, даже неинтересно! На что она серьезно ответила, что ей очень даже нравится такая вот «неинтересность», и что она не одобряет моего желания получить полную задницу адреналина, в очередной раз побеждая негодяев!
К концу недели честно сказать мы приустали, надо было завершать наш вояж и отправляться восвояси. Ольга снова не очень хорошо себя чувствовала, и я принял решение возвращаться не на машине, а на самолете. Вот только куда девать мой «жигуленок»? Бросать жалко, хотя для меня сумма, что я отдал за машину вовсе даже плевая. Поговорил с Ольгой, и она меня поддержала — просто так бросать машину, чтобы она превратилась в груду ржавого железа — это нехорошо. Люди мечтают о такой машине, и не могут ее купить. А мы вдруг возьмем, и бросим по типу: «Да не доставайся ты никому!»? Нет уж — продадим. Тысяч за шесть. Она где-то так и стоит. Пробег мизерный,
Решение пришло сходу — кто лучше знает все рынки, и авторынок в частности? Конечно, таксисты. А я видел одного, постоянно дежурившего у входа в гостиницу — мужичонку лет сорока, шустрого, остроглазового — как и большинство таксистов. Мы кстати не раз пользовались его услугами. Его звали Шурик (сам так назвался), он был услужливым и улыбчивым, явно напрашиваясь на чаевые. Впрочем — я и не скупился. У всех своя работа — я сумел заработать, так почему не дать заработать и таксисту? Платил два счетчика, и еще сверху — за ожидание. И мы были довольны друг другом. В общем — я пошел к нему за консультацией — где побыстрее можно продать мою «тачку».
— Та зачем на базар?! Да ты шо?! По такой цене — та я тебе враз покупателя найду! Завтра утречком, в десять часиков, жди клиента! — Шурик радостно похлопал меня по плечу и расплылся в улыбке — с тебя будет магарыч! Мы, коренные одесситы, всегда готовы помочь людЯм! И нотариус есть свой — без очереди внатури оформит! Завтра будешь с бабками, не парься!
Вернулся в номер я можно сказать окрыленным. Проблемой меньше. Нет, опять же — и денег не жалко, но просто бросить машину на растерзание? Нет уж…у меня к машинам вообще эдакое трепетное чувство, они для меня как живые. Я с ними разговариваю, глажу, прошу не подвести. И они меня обычно не подводят. Ну…почти не подводят.
В этот день мы еще погуляли по городу, сходили на пляж, немного пожарились на солнце, а вечером пошли в «Гамбринус» пить пиво. Ольга чисто символически — ей с ее животом какое пиво?
Ну да, красивая пивная. Когда мы с женой мечтали о поездке в Одессу, кроме лестницы, Дюка и Привоза мечтали посетить это заведение, о котором писал еще Куприн.
«Пивная состояла из двух длинных, но чрезвычайно низких сводчатых зал. С каменных стен всегда сочилась беглыми струйками подземная влага и сверкала в огне газовых рожков, которые горели денно и нощно, потому что в пивной окон совсем не было. На сводах, однако, можно еще было достаточно ясно разобрать следы занимательной стенной живописи».
Увы, живописи уже не было, как не было и скрипача Сашки, если он вообще когда-нибудь существовал, а не был придуман мозгом Куприна. Ну а так — сводчатые стены, светильники вместо газовых рожков, по стенам — какие-то значки, украшения, модели кораблей, фотографии — тот же Куприн, еще какие-то известные личности. Пахнет пролитым пивом, прохладно, и довольно-таки многолюдно, несмотря на то, что можно сказать — раннее время. Столы почти все заняты, и мы с трудом нашли себе местечко — как раз будто для нас со скамеек снялась стайка отдыхающих — папа, мама, сын-подросток и дочка чуть постарше. Мы коршунами бросились на этот столик и с облегчением приземлились на лакированные задами посетителей скамьи. И вовремя. Со сцены в торце помещения послышались звуки растягиваемого аккордеона, ловкие пальцы прошлись по клавишам, и музыкант заиграл «Ах, Одесса…жемчужина у моря». Пока он играл, подошла официантка и приняла у нас заказ. Я взял пару кружек светлого, закуски, заказал мяса на углях, жареной картошки, салата Ольге — она отказывалась есть жареное, мотивируя потолстением, ну и стали ждать еду, попивая пиво и слушая песни. Песни всякие, в основном с уклоном в шансон — что в общем-то и понятно, Одесса ведь! Уголовный флер, япончики-котовские и все такое прочее. Так-то я терпеть не могу российский шасон, суть синоним «блатняк», но тут все было в рамках приличий. Никаких «сижу на нарах как король на именинах». Все больше с уклоном в эдакий растиражированный в кино и книгах одесский флер. И надо сказать — им это удалось. Я будто сквозь дымку видел вместо столов бочки, грубый народ — грузчиков, моряков, шпану, которые ходили в эту пивную. И скрипача Сашку, который играл, как бог на своей скрипке.