Олигархи. Богатство и власть в новой России
Шрифт:
Но все же Березовский опять потерял инициативу. Власть Ельцина была как никогда слабой, и после двух недель споров парламент проголосовал против Черномырдина. Состояние экономики продолжало ухудшаться. Рынки и банки были парализованы. Лужков обвинил Государственную думу в бездействии. “Я ужасно расстроен тем, что в течение двух недель они не могут принять одно конкретное решение, — заметил он. — Как сказали две мыши — зачем нам сыр? Сейчас нам нужно выбраться из этой мышеловки”. Столкнувшись с упорством парламента, ю сентября Ельцин отказался от кандидатуры Черномырдина и назначил на этот пост Евгения Примакова, министра иностранных дел и типичного представителя старой школы, кандидатура которого была поддержана. Очередная попытка Березовского оказать влияние на политику на этом
У Смоленского не было океана нефти, но было море вкладчиков, и они возмущались у дверей отделения банка “СБС-Агро” на Пушкинской площади в центре Москвы. В начале сентября толпа осадила офис, требуя назад свои вклады. Мечта Смоленского создать российский эквивалент “Бэнк оф Америка” рассеялась как дым; надежда завоевать доверие миллионов вкладчиков таяла перед его глазами. Через две недели после кризиса я увидел его в офисе банка. С мрачным видом человека, испытывающего стресс, он нервно сворачивал листок бумаги во все более тугой квадратик. “Я не знаю, — признался он, — что может сейчас заставить людей держать деньги в банках. Просто не могу себе представить, почему они стали бы это делать”.
После кризиса банк Смоленского “СБС-Агро” с его 1200 отделениями и 5,7 миллиона вкладчиков, банкоматами, кредитными карточками и претензиями на преобразование в гигантский коммерческий банк превратился в символ рухнувших надежд. Он стал жертвой массового изъятия вкладов, когда запаниковавшие вкладчики потребовали вернуть их деньги. Мораторий, возможно, защитил магнатов от иностранных кредиторов, но не защитил от сограждан. В августе россияне сняли со счетов в тридцати крупнейших банках 17 миллиардов рублей, или около ю процентов вкладов, а за месяц до этого — всего 2 миллиарда {563} . К середине сентября опасения Кириенко оправдались: банковская система терпела крах. Платежи прекратились, несмотря на отчаянные попытки Центробанка пополнить систему за счет рублевых вливаний. На улицах толпы обманутых вкладчиков в ярости осыпали Смоленского нелестными эпитетами. Он обманул их.
В банке Смоленского сложилась странная ситуация с ГКО. В начале сентября Смоленский сказал мне, что “СБС-Агро” имеет миллиард долларов в ГКО, которые были заморожены. Имел он и обязательства перед иностранными инвесторами также в размере миллиарда долларов, включая еврооблигации, синдицированные займы и кредиты. Выплата 162 миллионов долларов была просрочена. По его словам, он был разорен дефолтом ГКО. “Они просто забрали эти деньги, как большевики. Мы видели это в 1917 году”. Но когда я встретился со Смоленским через год после кризиса, он рассказал мне другую историю. Он сказал, что “СБС-Агро” имел ГКО лишь на незначительную сумму и разорили его западные кредиты. Смоленский всегда отличался скрытностью, и установить истину было невозможно. 14 августа, за три дня до кризиса, он взял у Центробанка стабилизационный кредит в размере 100 миллионов долларов.
Дубинин рассказывал, что Смоленский приходил к нему сразу после 17 августа и потребовал 2 миллиарда рублей немедленно “и, вероятно, еще 8 или ю миллиардов потом” {564} . Другие банки также требовали наличных, и Центробанк предоставил ряд таинственных “стабилизационных кредитов”, судьба которых осталась неясной. В октябре 1998 года Центробанк выделил “СБС-Агро” ссуду в размере 345 миллионов долларов под поручительство 40 региональных правительств. Но когда Центробанк попытался ввести в “СБС-Агро” временное управление, чтобы взять его под свой контроль, Смоленский закрыл дверь на засов, как он это проделывал перед аудиторами и в 1993 году. Он просто не дал представителям Центробанка войти.
По утверждениям Дубинина, Березовский сразу встал на защиту Смоленского, потребовав, чтобы Центробанк не пытался взять “СБС-Агро” под свой контроль. “Мы не позволим вам сделать это”, — заявил Березовский {565} . Дубинин не смог установить, на какие активы “СБС-Агро” можно было бы наложить арест. “Холдинговая компания устроена таким способом, что кажется, будто банку ничто не принадлежит, —
Как и Ходорковский, Смоленский умело воспользовался “костылями”, позволявшими не возвращать долги иностранцам в течение моратория и даже после его окончания. Российские вкладчики “СБС-Агро”, доверившие ему свои сбережения, тоже лишились своих денег. После кризиса они регулярно проводили многотысячные митинги, давая волю своему гневу. Они раздавали листовки, описывавшие загадочное похищение активов банка, от которого осталась только вывеска, делились друг с другом своим горем. На одну из встреч пришла Людмила Исаева, пожилая женщина в аккуратной серой куртке, с очень прямой осанкой. Ее волосы были стянуты в тугой пучок, как у балерины, а губы накрашены розовой помадой. В руках она сжимала пачку документов. До выхода на пенсию Исаева работала профессиональной переводчицей; она положила на счет в “СБС-Агро” десять тысяч долларов. Эти деньги она копила в течение многих лет в надежде обменять свою квартиру на большую с доплатой. После гиперинфляции начала 1990-х она забрала деньги из государственного банка, в котором ее сбережения обесценились так, что на них можно было купить “только хлеб, молоко и колбасу”. Во время бума 1997 года она стала искать коммерческий банк, чтобы внести в него все свои сбережения. “Такой, чтобы был надежным”, — сказала она, много раз повторив это слово — “надежный”.
Она внимательно читала журналы, чтобы выяснить, какой коммерческий банк самый надежный. “Банки имели рейтинги A, Ai, А2. Рейтинг В был менее хорошим. У “СБС-Агро” рейтинг все время был Ai, — рассказывала она. — Он постоянно занимал место среди лучших коммерческих банков”. По ее вкладу в “СБС-Агро” ежемесячно выплачивались проценты, которые она получала в местном отделении банка. Она месяц за месяцем продлевала срок своего вклада. “Поскольку я приходила в одно и то же отделение каждый месяц, его сотрудники стали меня узнавать. В конце концов они убедили меня положить деньги в банк на год. Годо-вой срок заканчивался в июле 1998 года, и я собиралась забрать свои деньги. Я решила наконец купить квартиру”.
За деньгами она пришла в начале августа. “Они сказали, что в их кассовых аппаратах нет такой большой суммы, и предложили прийти через пять дней”. Под тем же предлогом ей отказали еще несколько раз, каждый раз выдавая письменное обязательство заплатить.
В пятницу вечером, 14 августа, она смотрела по телевизору, как находившийся в Новгороде Ельцин заверял, что ситуация “контролируется”. А в понедельник разразился кризис, и больше она этих десяти тысяч не видела. “Мне просто не повезло”, — говорила она через год после кризиса, стоя в толпе обманутых вкладчиков во время пресс-конференции.
Пятидесятилетняя Татьяна Казанцева, работавшая экономистом в другом банке, сказала, что потеряла в “СБС-Агро” двадцать тысяч долларов. Ее зарплата автоматически переводилась в обреченный банк. “Я обвиняю правительство, но я обвиняю и Смоленского, — сказала она после двух лет неудачных попыток вернуть свои деньги. — Мы доверяли ему. Мы хотели походить на цивилизованных людей. Мы не клали деньги под подушку. Мы доверяли”. Услышав эти грустные истории, я вспомнил, что всего двумя годами раньше для Смоленского был организован выпуск еврооблигаций на 250 миллионов долларов в расчете на то, что он сможет убедить россиян доверять своим банкам. В октябре 2000 года Эндрю Хиггинс из “Уолл-Стрит джорнал” спросил Смоленского об иностранных кредиторах, потерявших в “СБС-Агро” больше миллиарда долларов. Смоленский ответил, что им достанутся “от мертвого осла уши” {567} .