Олимп
Шрифт:
– Это ничего не доказывает, – обронил ганимедянин, набирая координаты встречи с «Королевой Мэб» и запуская реактивные двигатели. – Пару лет назад один «старомодный» забрел сюда и нашел свою смерть. У нас сейчас заботы поважнее.
– Смотрите на песок, – промолвил иониец.
– Что? – удивился пилот.
– Вот, на пятом увеличенном снимке. Я, конечно, не видел, но радар показывал с точностью до трех миллиметров. Вы – то что-нибудь видите – своими глазами?
– След, – произнес Манмут. –
– Это не важно, – отрезал ганимедянин. – Мы получили приказ вернуться на «Королеву Мэб» и намерены…
– Спускайтесь на шлюпке в Атлантическую Брешь, – велел первичный интегратор Астиг-Че, находящийся выше на тридцать тысяч километров и на другой стороне Земли. – На наших последних снимках с орбиты видно что-то вроде человеческого тела, оно лежит на дне Бреши примерно в тридцати двух километрах к западу от затонувшей субмарины. Летите и подберите его.
85
Уже реализовавшись на новом месте, я понимаю, что квитировался в купальню Елены Троянской, в сердце дворца, который она прежде делила с покойным супругом Парисом, а в последнее время – со свекром и владыкой Приамом. Знаю: время коротко, но я никак не соображу, что нужно делать.
Принимаюсь расхаживать по покоям, выкрикивая имя прекрасной дочери Зевса. Служанки с рабынями поднимают жуткий визг и воплями зовут охрану. Пожалуй, еще немного, и мне придется уносить ноги, чтобы не кончить жизнь на копье троянца. Тут в одной из комнат мелькает знакомое лицо. Это Гипсипила, рабыня с острова Лесбос, которую Андромаха в последнее время назначила личным поводырем безумной Кассандры. Ей может быть известно, где находится виновница Троянской войны: последний раз я видел их вместе с Андромахой. По крайней мере эта рабыня не убегает и не кличет стражников.
– Ты знаешь, где Елена? – спрашиваю я, шагая навстречу.
Лицо кряжистой бабы бесстрастно, точно тыква.
Словно в ответ Гипсипила раскачивается и бьет меня ногой в пах. Зависаю в воздухе, хватаюсь за больное место, валюсь на плиточный пол и принимаюсь кататься в агонии, тихо скуля.
Рабыня готовится размозжить мне голову. Вовремя уклоняюсь: пинок приходится на плечо, так что левая рука отсыхает до самых кончиков пальцев, – и качусь в угол, не в силах даже пискнуть.
Кое-как поднимаюсь на ноги, но не могу разогнуться. Великанша приближается. Похоже, намерения у нее самые серьезные.
«Квитируйся, идиот!» – мысленно кричу я себе.
«Куда?»
«Да куда угодно!»
Гипсипила хватает меня за ворот, разорвав на груди тунику, и целится прямо в лицо. Закрываюсь предплечьями: железный кулак едва не ломает мне лучевые и локтевые кости на обеих руках. Отлетаю к стене. Рабыня снова ловит меня за рубашку и наносит удар под дых.
Не зная как, я через миг оказываюсь на коленях и, содрогаясь всем телом, пытаюсь одновременно защитить и живот,
Гипсипила пинает по ребрам, ломает по меньшей мере одно, и я валюсь на бок. Слышу, как сандалии охранников торопливо шлепают по главной лестнице.
«Вспомнил! При нашей последней встрече рабыня сопровождала Елену, и мне пришлось вырубить бабищу, чтобы похитить свою красавицу».
Великанша поднимает меня, словно груду тряпья, и хлещет наотмашь по лицу – сначала открытой ладонью, потом ее тыльной стороной, потом опять наоборот. Чувствую, зубы теряют свои позиции. Какое счастье, что я не в очках!
«О Господи, Хокенберри! – бесится мой рассудок. – Только что на твоих глазах быстроногий Ахилл одолел и прикончил на поединке Зевса, Повелителя Грозных Туч, а сейчас из тебя выколачивает дерьмо вшивая лесбиянка!»
Стража врывается в комнату, ощетинясь копьями. Гипсипила оборачивается, по-прежнему сжимая ручищей ворот моей туники, так что носки сандалий беспомощно царапают пол, и тычет мною в острые пики.
Тут я квитируюсь вместе с ней на вершину городской стены.
Взрыв солнечного сияния. В нескольких ярдах от нас троянские воины с криками отшатываются. Рабыня в изумлении ослабляет хватку.
Улучив драгоценные мгновения замешательства, пинаю мучительницу по крепким ножищам. Гипсипила валится на четвереньки. Не поднимаясь со спины, подтягиваю ноги, собираюсь подобно пружине и сталкиваю бабищу в город.
«Это будет тебе уроком, здоровая мускулистая корова, это тебя научит, как связываться с Томасом Хокенберри, доктором филологии, специалистом по классической литературе…»
Поднимаюсь на ноги, отряхиваюсь и гляжу вниз. Здоровая мускулистая корова упала на полотняный навес рыночной палатки, прорвала его, рухнула на кучу овощей – картофеля, кажется, – и в данный момент мчится к лестнице у Скейских ворот, чтобы настигнуть меня.
«Блин».
Бегу по стене к широкой смотровой площадке у храма Афины, где собрались члены царского семейства: я увидел среди них Елену. Всеобщее внимание приковано к битве на побережье: мои обреченные ахейцы отчаянно бьются, но их часы уже сочтены, так что никто не встает на пути, когда я хватаю дочь Зевса за прекрасную белую руку.
– Хок-эн-беа-уиии, – удивляется она. – Что случилось? Почему ты…
– Нужно вывести всех из города! – выдыхаю я. – Сейчас! Немедленно!
Елена поводит головой. Охранники хватаются за клинки и копья, но вдова Париса жестом охлаждает их пыл.
– Хок-эн-беа-уиии… Это великолепно… Мы побеждаем… Аргивяне валятся, точно колосья под серпом… С минуты на минуту наш благородный Гектор…
– Нужно уводить людей подальше от зданий, от стен, вон из города! – ору я.
Бесполезно. Стражники окружают нас, готовые по первому приказу прикончить или уволочь нарушителя спокойствия царской семьи куда подальше. Мне никогда не убедить Елену или Приама, а ведь они могли бы вовремя упредить горожан.
Задыхаясь после бега, слыша за спиной тяжелый топот Гипсипилы, хриплю: