Олимп
Шрифт:
Мужеубийца запнулся. Пока он разглагольствовал, Пентесилея спешилась и отошла за кустик. При звуке журчащей струи Ахиллеса вдруг потянуло прикончить амазонку собственными руками, а тело бросить падальщикам, рассевшимся по кустам у реки. Не оставлять же хищных птиц без обеда, ведь вся мертвечина разом пропала.
Да, но герой уже знал, что не сумеет причинить амазонке боль. Любовное заклинание Афродиты по-прежнему работало. Страсть к этой стерве сворачивала внутренности и вызывала дурноту не хуже острого медножального дротика, пронзившего живот. «Твоя единственная надежда –
Дождавшись, пока спутница заберется в седло, мужчина снова поехал первым через поток. Вороной и белая кобыла ступали с большой осторожностью. В самых глубоких местах вода плескалась у их коленей. Быстроногий свернул на юг.
– Куда это мы? – осведомилась Пентесилея. – Чем тебе здесь не нравится? Что ты затеял? У меня есть право голоса, или великий и могучий Ахилл будет определять каждый шаг? Не надейся, что я вслепую последую за тобой, сын Пелея. Может статься, и вообще не последую.
– Мы ищем Патрокла, – проговорил ахеец, не поворачиваясь в седле.
– Что?
– Мы ищем Патрокла.
– Твоего дружка? Этого голубого придурка? Так он же помер. Афродита его порешила. Ты уверял, будто сам это видел. Потому и развязал войну с богами.
– А Гефест говорит, что жив, – возразил Ахилл, сжимая рукоять меча до белых костяшек. – Он сказал, что не заключил Патрокла в синий луч, когда собирал остальных землян, и не отсылал его навеки вместе с Илионом. Патрокл не умер, он где-то там, за морем, и мы его найдем. Вот задача и приключение моей жизни.
– Ах да, «Гефест говорит»… – съязвила амазонка. – Ну, если сам Гефест, сомневаться не в чем, верно? Увечный коротышка никогда тебе не соврет, возможно ли?
Герой не ответил. Он ехал по старой южной дороге вдоль берега, изрытой за много столетий копытами тучных троянских – а в последние годы еще и союзных – коней, чьих всадников Ахиллес убивал десятками.
– Значит, твой Патрокл «где-то там, за морем», – насмешливо повторила спутница. – Клянусь Аидом, и как же ты собираешься переправить нас на другой берег, Пелид? И кстати, за каким именно морем?
– Отыщем чей-нибудь корабль, – не оборачиваясь, проронил Ахиллес. – Или сами построим.
Позади кто-то фыркнул – не то амазонка, не то ее лошадь. Очевидно, Пентесилея перестала следовать за ним (теперь по камням разносился топот лишь одного коня), зато возвысила голос, дабы мужчина лучше слышал:
– Еще чего не хватало! Так мы теперь чертовы кораблестроители? Да ты хоть представляешь себе, как это делается, о быстроногий мужеубийца? Сильно сомневаюсь. Быстро перебирать ногами да убивать мужей (и амазонок, дважды превосходящих тебя в бою) – это по твоей части. Но чтобы строить? Руку даю на отсечение, ты ничего не создал за всю свою никчемную жизнь… Ну что, права я? Права? Эти грубые мозоли – от увесистых копий и винных кубков, а не… Эй, сын Пелея! Ты вообще-то меня слушаешь?
Ахеец отъехал на полсотни футов.
– Ахилл, чтоб тебе! Не надейся, будто я помчусь следом! Ты ведь понятия не имеешь, куда тебя несет! А? Признайся!
Мужчина продолжал править конем, не сводя взора с мглистой линии холмов на горизонте у моря, далеко-далеко на юге. У него начиналась дикая головная боль.
– Как же, сейчас, разбежалась… Чтоб тебе провалиться!
Отпрыск Зевса даже не повернул головы, отъехав уже на сотню ярдов и продолжая медленно удаляться вместе с конем.
Один из воронов, сидевших на чахлом дереве у священного Ксанта, громко захлопав крыльями, поднялся в небо и сделал круг над опустевшим полем битвы. Острые птичьи глаза не заметили никакой пищи: пропали даже потухшие угли трупных костров, среди которых всегда можно было найти что-нибудь съедобное.
Хищник полетел к югу и принялся кружить над единственными живыми тварями, которых сумел высмотреть прозорливым взглядом, – над парой скакунов и всадников.
Далеко внизу белая лошадь и человек на ней оставались недвижны, а вороной с наездником на спине цокал копытами дальше. Падальщик наблюдал, не обращая внимания на резкие, неприятные звуки, издаваемые отставшим существом. Наконец кобыла белой масти тронулась с места и галопом пустилась вдогонку.
Вскоре всадники уже скакали бок о бок (при этом конь держался чуть впереди) вдоль по изогнутому берегу Эгейского моря, и ворон без усилий, нежа крылья на восходящих потоках теплого послеполуденного воздуха, с надеждой полетел за ними следом.
89
Девять дней после Падения Илиона
Генерал Бех бин Адее лично руководил атакой в Парижском Кратере, используя шлюпку в качестве командного центра, в то время как более трех сотен лучших воинов Пояса астероидов спускались из шести шершней при помощи тросов и реактивных сопел навстречу городу в сотах из голубого льда.
Генерал не одобрял этой затеи, предлагал не вставать ни на чью сторону, однако первичные интеграторы вынесли иное решение. Теперь военачальнику поручили найти и уничтожить существо, носящее имя Сетебос. Бех бин Адее, опять же, советовал прямо с орбиты сбросить ядерную бомбу на купол из голубого льда над Парижским Кратером, объясняя, что это единственный надежный способ, но и этот совет был отвергнут.
Милленион-лидер Меп Эхуу возглавлял группу основной атаки. Как только десять других групп спустились по тросам и оцепили купол снаружи, подтвердив готовность по линии тактической связи, он и еще двадцать пять отборных воинов спрыгнули с шершня, зависшего на высоте трех тысяч метров, в последний миг активировали реактивные сопла, пробили дыру в крыше голубого собора и съехали вниз по талевым тросам.
– Здесь пусто, – передал по радио Меп Эхуу. – Никакого Сетебоса.
Генерал Бех бин Адее и сам это видел, поскольку получал репортажи с нанотрансмиттеров и встроенных камер двадцати шести роквеков.