Олимп
Шрифт:
– Ну а теперь как?
Футида не заметил никакой разницы, но ответил:
– Лучше.
В свете солнца он разглядел примерно в двадцати метрах внизу скальный выступ и решил направиться к нему. Медленно, осторожно он начал спуск.
– Я тебя не вижу.
– Голос Родригеса в наушниках звучал слегка озабоченно.
Подняв голову, Футида увидел лишь просторы синего неба и пологий склон голой скалы. И туго натянутый канат, его спасительную ниточку.
– Все нормально, - сообщил он.
– Я включил виртуальные камеры и
– Эй, Мицуо, - позвал Родригес.
Футида машинально взглянул вверх, но астронавта не увидел. Футида был один внизу, на выступе отлогого каменного склона кальдеры. Углеродный трос, соединявший его с лебедкой наверху, также служил «каналом» для радиопереговоров между напарниками.
– Что такое?
– ответил он, обрадовавшись голосу Родригеса.
– Как там дела, приятель?
– Да как сказать, - ответил Футида.
– Это зависит…
– Зависит от чего?
Биолог заколебался. Он уже несколько часов работал на этом уступе, откалывая образцы, измеряя тепловой поток, терпеливо вгрызаясь буром в твердый базальт, чтобы выяснить, нет ли в скале включений водяного льда.
Он оказался в тени. Солнце ушло. Подняв голову, он с облегчением увидел, что небо по-прежнему оставалось ярко-синим. Там, наверху, еще светит солнце. Он знал, что Родригес не позволит ему задержаться здесь после заката, но вид дневного неба все же несколько успокаивал его.
– Это зависит, - медленно ответил он, - от того, что ты ищешь. Геолог ты или биолог.
– Вот оно как, - сказал Родригес.
– Здесь рай для геолога. В этих скалах сохранилось значительное количество остаточного тепла. Больше, чем может накопиться в результате падения солнечных лучей.
– Думаешь, вулкан еще активен?
– Нет-нет. Он потух, но гора еще теплая - чуть-чуть. Родригес не ответил.
– Ты понимаешь, что это значит? Этот вулкан может быть намного моложе, чем мы думаем. Намного моложе!
– Насколько?
– Думаю, на какие-нибудь несколько миллионов лет, - ответил Футида возбужденно.
– Не больше чем на десять миллионов.
– Мне он по-прежнему кажется чертовски старым, дружище.
– Но здесь может существовать жизнь! Если здесь сохранилось тепло, то в толще скалы, возможно, есть жидкая вода.
– А мне казалось, что на Марсе вода не может быть жидкой.
– На поверхности - нет, - объяснил Футида, чувствуя дрожь восторга.
– Но глубже, внутри, где давление выше, там, возможно…
– Там, внизу, по-моему, дьявольски темно.
– Верно, - подтвердил Футида, заглядывая через край уступа, на котором он сидел. Обогреватель скафандра работал нормально; здесь, наверное, было градусов сто ниже нуля, но он чувствовал себя комфортно.
– Мне не нравится, что ты сидишь там в темноте.
– Мне тоже, но ведь именно за этим мы сюда и прилетели, верно?
Ответа не последовало.
–
– Тысяча сто девяносто два метра, согласно измерителю.
– Значит, я могу спуститься довольно глубоко.
– Мне не нравится эта темнота.
– Фонарь у меня на шлеме работает нормально.
– И все-таки…
– Не волнуйся за меня, - настаивал Футида, отметая опасения астронавта.
Ему хватало и своих собственных страхов; он не хотел сражаться еще и со страхами Родригеса.
– В конце уступа я видел щель, - сообщил он астронавту.
– Похоже на отверстие старого лавового туннеля. Возможно, он ведет довольно глубоко внутрь.
– Думаешь, это хорошая мысль?
– Я взгляну, что там внутри.
– Не делай того, чего ты не обязан делать.
Футида поморщился, медленно поднимаясь на ноги. Все тело болело от синяков, полученных при падении, и затекло после долгого сидения на камне. «Иди осторожно», - предупредил он сам себя. Хотя здесь, внутри, камень теплее, здесь тоже могли попадаться участки, покрытые льдом.
– Слышишь меня?
– позвал Родригес.
– Если бы я послушался твоего совета, то спал бы сейчас в своей собственной кровати в Осаке, - пошутил японец, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно и весело.
– Да, наверное.
Неловко передвигая ноги, Футида направился к замеченной раньше расселине. Фонарь на шлеме отбрасывал вперед светлое пятно, но ему приходилось слегка наклоняться, чтобы свет падал под ноги.
Вот она, он заметил ее. Узкая, слегка округлая дыра в базальтовой стенке. Похожа на вход в пиратскую пещеру.
Футида ступил внутрь и огляделся, освещая фонарем стены.
Это лавовый туннель, он был уверен. Подобно норе какого-то гигантского инопланетного червя, он, изгибаясь, вел внутрь. «Как далеко?» - подумал биолог.
Заглушив внутренний голос, шептавший ему об опасности, Футида двинулся вперед, в холодный, темный лавовый туннель.
– Джейми,- раздался резкий голос Стэси Дежуровой, - у нас тревожное сообщение от Родригеса.
Услышав голос Дежуровой, разнесшийся по куполу, Джейми, сидевший в геологической лаборатории за электронным микроскопом, оторвался от экрана. Оставив образец породы во включенном приборе, он рванулся в центр связи.
Дежурова молча подала Джейми наушники, и вид у нее был мрачный. Остальные ученые столпились позади них.
Голос Родригеса был спокойным, но напряженным.
– …там, внизу, больше двух часов, а затем радиоконтакт прервался, - говорил астронавт.
Джейми уселся во вращающееся кресло рядом с Дежуровой и, поправив микрофон, сказал:
– Это Уотерман. Что случилось, Томас?
– Мицуо спустился в кальдеру, как и было запланировано. Примерно в пятидесяти-шестидесяти метрах от края он обнаружил лавовый туннель и вошел туда. Затем его передатчик заглох.