Олимпиада-80
Шрифт:
Дед Игнат вдохнул полной грудью и мягко улыбнулся, наслаждаясь воздухом.
— Вот так бывает, — немного помедлив продолжил он. — Гнобили Русь с издавна, над русским мужиком глумились, русский дух французским, да немецким отродьем вышибали. Попы нас дурью мучали, в богов верить неволили. А мы им всем в ответ — выкуси-накося, хрен вам во всю морду. Вот так… Была у нас далече отседова одна церквушка, так когда после революции разгребали ее, так знаешь сколько хлама золотого вынесли?
— Опять, дед, о политике начал разглагольствовать? — раздался откуда-то со стороны голос Алены.
Девушка подошла к беседке и зайдя под навес, уселась рядом с Максом.
— Молодые вы еще, не понимаете ничего. А земля русская она древняя очень, много тайн хранит. И раскрывает их далеко не всем. Русский дух крепко хранит свой покой. Вот есть у нас предание о камне одном волшебном.
— Ну, и что это за камень? — с усмешкой в голосе спросила Алена.
Дед задумчиво почесал подбородок и продолжил:
— В соседнем селе это было, давно уже. Надумал один игумен там церквушку заложить, чтобы значит с честного народа даром кормиться. Да и стал камни под опору таскать со всей округи. И вот, значит, видит он — лежат два камня рядом, никем не оприходованные, что на Руси само по себе уже чудо. Ну он их на повозку себе и погрузил один, а по зиме это было. Тащит он, значит, с версту уже протащил, а лошади вдруг хвать, и не идут! Что такое, думает божий слуга, никак сам черт вмешался. А у него лошади-то крепкие, откормленные. Ну, он камень и бросил.
Дед замолчал, собираясь с мыслями.
— Стали мужики совет собирать, что с камнем делать, — после небольшой паузы сказал он. — Не хочет камень божьей воле подчиняться, значит его надо на старое место отвезти. Снарядили клячу кое-какую, и что бы ты думаешь? Понесла его, как будто это пушинка какая. Так в чем вопрос-то. Камень этот надгробный был, о вечном покое стольника нашего, благородного дворянина свидетельствовал. Вот так-то. Не хочет русский дух беспокойства, ни в жизни, ни в смерти, и не дай бог кому-то этот покой нарушить. Да, впрочем… э-эх… — дед, тяжело вставая, махнул рукой и ушел.
Макс с Аленой остались одни. В траве все реже и реже раздавался нестройный стрекот кузнечиков, где-то в ветвях деревьев раздавались голоса птиц, готовящихся с ночевке, а воздух был наполнен сладким ароматом созревших яблок. На землю спускались сумерки и, ежась от вечернего озноба, Алена прижалась к Максу, пододвинувшись к нему поближе. Он нежно обнял девушку, крепче прижимая к себе ее хрупкое тело…
На землю приходила ночь…
День десятый: Обгоняя ветер
— Вставай! Вставай уже, соня! —
Тот нехотя открыл глаза. Утреннее солнце золотило полузанавешенные окна, отбрасывая на стене яркие полоски света. Алена стояла рядом и довольно больно толкала его в бок.
— Рано еще, — пробормотал Макс, отворачиваясь к стенке и плотно кутаясь в одеяло.
— Какой еще рано? — недовольно произнесла девушка, стаскивая с него одеяло. — У нас билеты на сегодняшний спектакль Высоцкого, забыл уже? Если мы хоть на секунду опоздаем, я тебе все нервы по единой ниточке вытащу.
Макс нехотя поднялся и широко зевнул, пытаясь отогнать сон. Увидев бескомпромиссную позу Алены, стоявшей рядом с упершимися в бедра кулаками, он понял что спорить сейчас бесполезно.
Одевшись, Макс вышел на кухню, где баба Настя заводила утреннюю стряпню. Следом за ним выбежала Алена.
— Ну все, мы уехали в Москву, пока бабуль, — быстро сказала она бабушке, целуя ту в щеку.
— Как? Как уехали? — забеспокоилась баба Настя. — Ты давай не балуй. Сама не евши и жениха своего кормить не хочешь, не пойдет так.
— Нет, все, нет времени, у нас автобус через двадцать минут, — неуступчиво возразила Алена, бережно доставая из массивной пятилитровой банки огромный букет белоснежных гвоздик.
— Нет, нет, не пущу! — заверещала бабушка, загораживая путь к двери. — Хоть молока парного на дорожку выпейте.
Баба Настя, видя что слова на девушку никак не подействовали, обратилась к Максу:
— Давай, выпей, сынок, — сказала она, наливая полный бокал молока из глиняной крынки.
Макс залпом выпил теплое парное молоко и вышел вслед за уже торопившей его Аленой. Они попрощавшись с гостеприимной бабушкой и вышли из дома.
— Видишь, какие у меня цветы? — гордо спросила Алена, когда они вышли на дорогу, ведущую к автобусной остановке. — У соседки взяла из цветника, специально для Высоцкого, такие какие он любит. Хочешь понюхать?
Макс сунул нос в самый центр букета, вдохнув нежный аромат цветов и театрально закашлялся, сделав вид что поперхнулся запахом.
— Ничего ты не понимаешь в настоящей красоте, — немного обидевшись на его выходку произнесла Алена. — В вашем будущем и нет, наверное, ничего подобного. И театра нормального у вас, наверное, нет.
— Ну, в общем, да, — согласился с ней Макс, — нормального театра у нас уже нет.
— Тогда держи, приобщайся к красоте, — сказала девушка передавая ему букет, — а чуть позже к искусству тебя приучать будет. Только смотри не сломай ничего, — грозно произнесла она последнюю фразу.