Оливер Кромвель
Шрифт:
Почему так случилось — один из самых интригующих вопросов в политической карьере Кромвеля. Хотя, частично, довольно прямое объяснение этому состоит в том, что тогда для него было труднее, чем когда-либо, получить широкую политическую поддержку религиозного дела. Количество его политических противников было больше, чем когда-либо, пополнившись теми, кто когда-то были его друзьями: Лилберн и левеллеры, Сэйе и Селе и могущественные политические индепенденты, Харрисон и члены «Пятой монархии», а теперь и Хазелриг, Скот и республиканские члены парламента. Горький опыт недавнего парламента, кроме того, должен был привести его к поискам способов достижения своих целей непарламентскими средствами. Многозначительно то, что всего через три недели после роспуска, 15 февраля 1655 года он сделал заявление о религии, которое С. Р. Гардинер назвал «право религиозной свободы при протекторате» [234] , пытаясь продолжить реформацию указом протектора. Кроме того, в течение следующих нескольких месяцев в 1655 и 1656 гг. доминирующая особенность его правления стала безжалостной, без каких-либо оглядок на совесть в делах с теми, кто ставил под вопрос конституционную законность его правления и решимость достигнуть своих целей, не считаясь с законными и конституционными тонкостями. На дебатах в Патни в 1647 году он предался, что было редко, политическому теоретизированию, объявив, что силу можно оправдать только как последнее средство «в случаях, когда мы не можем достигнуть того, что хорошо для королевства без силы». В течение нескольких месяцев после роспуска первого парламента протектората он, казалось, решил, что теперь
234
S.R. Gardiner, History of the Commonwealth and Protectorate 1649 — 46 (Windrush reprint, 1987, 4 vols), vol. III, P- 260
235
Quoted in ibid., vol. III, p. 329.
236
Abbott, vol. IV, p. 275.
Возможно, к авторитарным действиям и к прекращению парламентского правления (по крайней мере временно) привела именно боязнь того, что «горло народа» может быть вот-вот перерезанным. В начале года правительственные агенты сообщили об увеличении признаков активности среди роялистов, составляющих заговор против режима. Сейчас для историков довольно легко, благодаря работе Дэвида Андердауна, позабавиться профессионально несостоятельными планами групп роялистов-эмигрантов на континенте, например, группы «Силд Нот» (основанной в 1653 году), стремящихся к организации восстания вместе с недовольными элементами в Англии, такими как политические пресвитериане, солдаты и левеллеры. Сейчас можно увидеть, насколько не расположены были могущественные английские землевладельцы оказывать военную поддержку роялистским заговорщикам. Однако взгляд из будущего часто обманывает историков, что можно отнести и к данному вопросу. Кромвель и его советники, не имея возможности взглянуть на события из будущего, возможно, опасались худшего. Ясно то, что запланированное общенародное роялистское восстание в начале 1655 года было слабой, сырой петардой и имело хоть какую-нибудь важность только в Уилтшире в марте, когда появились роялистские силы под командованием Джона Пенраддока. Восстание Пенраддока было легко подавлено правительственными войсками под руководством Джона Десборо, который для этой цели был назначен «генерал-майором западной области». Большинство других заговоров так никогда и не вышли за пределы стадии планирования, и их подробности были известны правительству, в основном, через агентов, нанятых Джоном Турло, который утвердился не только в качестве основного секретаря протектора, но также и как сборщик умов для протектората. 16 марта 1655 года, на пике пенраддокского кризиса, он почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы написать, что «они так сильно ошибаются, кто мечтают о том, что любовь людей направлена на династию Стюартов» [237] . Было бы глупо уменьшать опасность угроз роялистов, с которой, как чувствовали Кромвель и советники, столкнулся режим, но у них в руках было достаточно информации, чтобы определить ее масштабы.
237
Abbott, vol. Ill, p. 655.
Как и раньше в критические моменты политической карьеры Кромвеля несмотря на то, что «разумные» политические соображения важны при объяснении его действий, они не дают полного объяснения. Как и до этого, в 1648–1649 и в 1653, так и в 1655–1656 гг. Кромвелем руководило «провидение», а также «неизбежность». Как мы видели, веру Кромвеля в провидение намного увеличили громкие военные победы в 40-х годах и в кампаниях в Ирландии и Шотландии. Когда он вернулся с поля боя в сложный мир политики Вестминстера, ему, однако, было все тяжелее различать признаки провидения, и его захватило изводящее сомнение в том (что обычно тревожило религиозных людей), что он действительно имел господнее благословение. Существуют намеки на отчаяние в способе, которым он воспользовался в событиях в начале 1655 года, чтобы убедить себя в том, что это так. 24 марта 1655 года он истолковал поражение жалкой армии Пенраддока как знак «руки божьей, ведущей нас», и было отнесено им к еще одному звену в «цепи провидения», что убедило его в том, что на нем господнее благословение [238] . Вскоре после этого в письме от 25 марта 1655 года Кромвель, узнав о победе Блейка в Средиземноморье над военно-морским флотом правителя Туниса, с благодарностью приветствовал ее как «добрую руку Бога, направляющую нас в этой акции, который соблаговолил появиться рядом с вами, что очень много значит» [239] .
238
Abbott, vol. Ill, p. 671.
239
Abbott, vol. Ill, p. 745.
Кроме того, почти через месяц он узнал о событии, которое оказало главное влияние на выдвижение Кромвелем провидения на передний план и которое убедило его, что религиозное дело подвергалось угрозе за границей так же, как и внутри страны, и необходимо было сопротивляться этому решительной акцией. В начале мая 1655 года в Лондон пришли известия о резне, устроенной войсками их католического сюзерена герцога Савойского, около 200–300 протестантов, известных как вальденсы, которые жили в примыкающих изолированных долинах Альп в Пьемонте западнее Турина. Это было ужасным ударом для Кромвеля и его единомышленников в религии, сравнимым, например, с тем, что чувствовали английские протестанты времен Елизаветы, когда они узнали в день Св. Варфоломея о резне французских протестантов-гугенотов, устроенной католиками в Париже в 1572 году. Сонет Мильтона требует отмщения и служит типичным примером реакции религиозных людей в Англии в 1655 году на события в северной Италии [240] :
240
Quoted in Gardiner, Commonwealth, vol. tv, p. 193.
Однако другие призывали не только Бога, но и Кромвеля спасать протестантское дело. «Глаза всего христианского мира были обращены на его Высочество, — писал Жан-Батист Струппе, служитель французской протестантской конгрегации в Лондоне, — и все добрые люди надеялись, что он отомстит, или, «скорее всего, Бог отомстит его рукой, такому адскому варварству… Бог наделил его огромной властью для его (Бога) прославления» [241] . Письма Кромвеля в иностранные государства в то время отражают его чувство возмущения тем, что случилось. В конце мая он и Совет отменили 14 июля как национальный день поста и смирения, когда был устроен общественный сбор денег в помощь вальденским протестантам. Сам Кромвель дал 2000 фунтов стерлингов, и полная сумма достигла 38232 фунтов стерлингов.
241
Quoted in C.P. Korr, Cromwell's New Model Foreign Policy: England's Policy Towards France 1649 — 58 (University of California Press, 1975), pp. 151-2.
Удар для Кромвеля от этих событий усилила тесная связь между ними и тем, что случилось в Ирландии в 1641 году. Отчет, полученный им от г-на Леджера, пастора в Женеве, в июне 1655 года, мог бы стать прекрасным, сделанным протестантами описанием ирландской «резни» за 14 лет до этого, которая (как было видно) была таким ужасным ударом для Кромвеля: «Те изверги распарывали животы беременных женщин и накалывали младенцев на острие своих алебард и (что) они поносили разных людей… чтобы они сменили религию» [242] . Кроме того, связь между двумя событиями не оставляла сомнений, благодаря корреспондентам Кромвеля, которые сообщали о пребывании ирландских солдат в армии герцога Савойского, совершавшей зверства. Одно из сообщений написано, чтобы вновь разбудить в Кромвеле (если это было необходимо) чувство опасности и необходимости действовать безотлагательно, которое он испытывал в 1641 году. Пусть свежая кровь ирландцев стоит перед вашими глазами, и пусть предательские крики звучат в ваших ушах…» [243] .
242
TSP, vol. III, p. 460.
243
TSP, vol. III, p. 467.
Растущее убеждение Кромвеля в том, что религиозное дело подвергалось нападкам в Англии и за границей, а также тот факт, что путь конституционной порядочности был закрыт, помогает объяснить отсутствие угрызений совести в делах с теми, кто подвергал сомнению законность его правления, что является характерной чертой первых месяцев 1655 года. До начала эксперимента с генерал-майорами в конце лета ряд взаимосвязанных действий правительства протектората поясняет этот период железного правления Кромвеля. Первым является случай с Джорджем Кони, который в начале мая предстал перед Судом верхней скамьи (так в 1649 году назывался Суд королевской скамьи). В ноябре предыдущего года Кони был арестован за отказ платить таможенные пошлины за импортируемый им шелк, он силой препятствовал таможенным чиновникам в захвате его имущества, за которое был оштрафован. Когда Кони отказался платить штраф, он был арестован, и его адвокаты полностью основывали свое дело в его интересах, исходя из того, что законы, «регулирующие сборы таможенных пошлин, не имели силы после того, как их не одобрил парламент», и, таким образом, эффективно нападая на «Орудие управления». 12 мая Совет ответил на это, арестовав адвокатов Кони за то, что они имели наглость подвергнуть сомнению прерогативу протектората, и их освободили только после того, как они отказались от дела. Кроме того, в проявлении авторитарной власти, перекликающейся с пренебрежением законом Карла I в деле «пяти рыцарей» в 1627 году, на следующей неделе председатель отделения королевской скамьи Высокого суда Ролл отчитывался перед Советом за разрешения продолжения дела и под его давлением ушел в отставку. Другие верховные судьи уже были изведены такими же — способами, как и Ролл, когда они бросали законный вызов устройству протектората. В апреле 1655 года были уволены двое судей за то, что опрометчиво поставили под сомнение указ, выпущенный протекторатом и Советом до собрания парламента в 1654 году; и когда двое из трех специальных уполномоченных по государственной печати, Балстроуд Уайтлок и Томас Уидрингтон, отказались исполнять указ 1654 года о реформировании суда лорда-канцлера, протектор и Совет подвергли этих двух людей огромному давлению за то, что они оспаривали «Орудие управления», принудив их уйти в отставку 6 июня.
Подобно этому в июле 1655 года сэр Питер Вентуорс, республиканец из Уорвикшира, также был вызван в Совет за отказ от уплаты налогов на том основании, что это было нарушением «Орудия управления», и за то, что он убеждал шерифа Ковентри арестовать местного уполномоченного по обложениям. Вентуорса до того запугали, что он отказался от сопротивления. Дополнительную силу этим проявлениям своеволия Кромвеля придали шаги, предпринятые в силу указа протектората в августе и октябре 1655 года по усилению контроля за прессой, но не предписанием новых мер, а назначением цензорского комитета из трех человек, чтобы ввести в действие существующие правила и следить, чтобы никто не печатал «новости… кроме дозволенных нами или нашим Советом или, кроме того, разрешенных теми, кто назначен для этого» [244] . В течение месяца после первого указа все официальные и неофициальные новости были вытеснены из «Меркуриус политикус» и «Паблик интеллидженсер», которые выпускались по четвергам и понедельникам и являлись правительственными газетами.
244
Quoted by P.W. Thomas in his introduction to The English Revolution: III. Newsbooks 5, vol. 1, Mercurius Polliticus (Cornmarkct Press, 1971), p. 8.
Было бы заманчиво (но неправильно) доказывать, что назначение одиннадцати генерал-майоров в конце лета 1655 года, чтобы контролировать управление английскими провинциями, логично в свете предпочтений, которые Кромвель в то время отдавал авторитарным методам, чтобы навязать религиозную реформацию в стране с помощью силы. Прежде всего, мотивы Кромвеля при поддержке назначения генерал-майоров запутанны.
Даже на пике своего авторитарного правления он все же помнил о необходимости получить поддержку его режима от мелкопоместного дворянства. В феврале он и Совет сократили всеобщее ежемесячное обложение с 90000 до 60000 фунтов стерлингов, как этого требовал парламент до своего роспуска. Кроме того (в апреле и мае), начались дискуссии в Совете, из которых вышел опыт с генерал-майорами, в ходе которого пытались уменьшить удельный вес армии и сменить ее местными народными ополчениями, возможно, по крайней мере, с одним наблюдателем, необходимым для обеспечения поддержки режима мелкопоместным дворянством. Ключевые позиции должны были быть отданы генерал-майорам, назначенным из центра, религиозным людям, чтобы гарантировать, что военный контроль не выскользнет из рук Кромвеля и Совета, но генерал-майоры должны были работать с местными уполномоченными. Кроме того, введение штата генерал-майоров усложняло то, что Кромвель не был ни в коем случае единственным человеком, принимающим участие в их назначении. Как было сказано, влияние Совета на принятие политических решений протекторатом только теперь в должной мере осознается, и Кромвеля можно понять, когда позже он объявил, что главная инициатива при назначении генерал-майоров исходила от военного мнения Совета под руководством Джона Ламберта. «Вы считали, что генерал-майоры необходимы», — сказал он на собрании армейских офицеров в феврале 1657 года [245] . Кроме того, Кромвель, вероятно, разделял интерес в безопасности еще вслед за фиаско Пенраддока. «Единственной целью их введения, — сказал он в речи к лорду Мэйору и муниципалитету Лондона 5 марта 1657 года, — было обеспечение мира для нации».
245
Abbott, vol. IV, p. 417.