Оля
Шрифт:
— Да что ты, мне даже очень нравится. Интересно. Вот бы вправду так… Надо подумать.
— Вот ты шуток не понимаешь. Думать! Я же шучу!
— Нет, ты не шутишь. Погоди… Значит, так: что ты мне скажешь, я должен поверить, а что я…
— Ничего ты не должен и ничего я не скажу!.. Я над тобой грубо насмехаюсь!.. — Оля подумала и высунула язык. — Бэ-э-э! — но получилось как-то неубедительно и необидно.
— Если подумать, ничего особенного, — рассуждал вслух Володя, хмурясь и надувая щёки, как он делал, сосредоточиваясь на решении трудной задачи. — Собственно говоря,
— Очень-то надо! При чём тут ты?
Ну попробуй, ну, пожалуйста!
Оля задумалась, прикидывая, что бы такое выпалить, и вдруг грубо прорычала:
— А если я тебе скажу, что вот да, у меня знакомый слон! Есть! Ну? Два слона! Ну, как?
— Нет, ты рычишь, это не считается!
— Ах так? — И нежным, тихим голоском мило воспитанной девочки скромненько пролепетала: — А если тебе так говорю: "Знаешь, Володя, у меня слон, у меня двое слонов!" Хорошо сказала? Ну!
— Мне немножко непонятно. Но я тебе поверю.
— Врёшь! — закричала Оля. — Ты это только говоришь, а сам ни капельки не веришь! По глазам вижу!
— Ну ведь ты мне тоже должна верить, раз я тебе сказал! — тихо сказал Володя.
— Ах да, верно…
— Неужели опять про слонов?
Оля быстро повернулась к вошедшей женщине и ещё быстрее ответила:
— Нет, мама, мы просто рассуждали. Со слонами всё кончено. Вот я даже Володе созналась, что это было мальчишеское хвастовство… Созналась?
— Правда, правда, — поспешно подтвердил Володя. — Она мне сказала. Мальчишество… и сама признаёт.
Мама улыбнулась Володе: ей, кажется, понравилось, что он так быстро, горячо вступился.
— Вы Володя? Здравствуйте, Володя, — сказала дружелюбно. — Спасибо, что вы помогли Оле с шариками. Я её мама.
— Здравствуйте… Я бы и так сразу узнал, вы на неё очень похожи.
— Неужели? — Мама засмеялась звонким, Олиным смехом.
— Честное слово, хотя вы очень уж молодая. А смеётесь, как она.
— А мамы все старые? — засмеялась и Оля.
— Кто их знает… Я своей-то никогда не видел. Нету у меня. У меня бабушка. А у других ребят, я вижу, они солидные всё-таки какие-то…
— Ой, мама, ты у меня не солидная, оказывается! Что ж нам теперь делать?
Глава седьмая
Зина была хорошая девочка. До того хорошая и прилежная, что редко кто из ребят мог её долго выносить.
Чем именно она хорошая — это было как-то не совсем ясно. Но даже когда она просто шла по улице, все, глядя на неё, думали: "Вот идёт хорошая девочка".
Училась она плоховато, но зато очень прилежно и старательно. Даже отвечая невыученный урок, она завиралась, путалась и ошибалась с таким старательным, скромным и прилежным видом, что казалось, это какая-то другая девочка плохо знает урок и уж кто-кто, но никак не эта, гладенько прилизанная, так правдиво глядящая прямо в глаза преподавателю Зина в этом может быть виновата.
Так и сейчас, когда в классе стояла тишина, потому что все более или менее были
На листке толстый слон сидел, развалясь в кресле, и ухмылялся, а девочка с поклоном подносила ему чайную чашку с блюдцем. Хотя слон был нарисован довольно хорошо — Зинка их уже столько раз рисовала, что, видно, насобачилась, — у него над головой всё-таки для ясности стояла надпись: «Слон». А над головой девочки: "Оля Рытова".
Подо всей картинкой тянулась подпись: "Знакомый слон пьёт чай в гостях у Оли" и "Передавай дальше!"
Эту картинку и передавали из рук в руки, с парты на парту. Кое-кто хихикал, оглядываясь на Олю, кое-кто улыбался, разглядывая и передавая дальше.
Наконец листок дошёл до Володи.
Зинка обернулась, привстала, так и впилась в него глазами, в злорадном ожидании угрожающе прошипела:
— Только порви попробуй! Ещё десять нарисую!
Володя минуту подумал, поводил пером, нагнувшись над картинкой, и спокойно передал её соседу.
Зинка заёрзала от беспокойства, отметив, что смешки стали громче, продолжительней. Она завертелась на месте, стараясь перехватить свой листок, но он обошёл полкласса, прежде чем вернулся в её руки.
Всё было на месте, как она задумала и нарисовала, только за спиной у слона появилась довольно мерзкая собачонка с разинутым ртом, из которого летели брызги, и рядом с надписью «Слон» было приписано: "А это Моська-Зинка".
Зина замерла, засопела, сложила листок пополам, — разорвала, ещё сложила, опять и опять разорвала в мелкие клочки, скомкала в кулаке и засунула в карман.
— Можно нам немножко пострелять? Ну по пять патрончиков? А, мам?
— Хорошо, только ты знаешь где. И на улицу не. высовываться.
— Ну конечно. Где дрова сложены, я знаю!..
— И не забудь посмотреть, нет ли там кошек, воробьев или ещё чего-нибудь живого.
Оля отодвинула ящик комода, отсчитала на ладонь десять мелкокалиберных патронов и раскутала замасленную тряпку, в которую была завёрнута шикарная многозарядная винтовка "ТОЗ".
Такой роскошной винтовки Володя никогда и не видел.
— Можно, я понесу? — нерешительно спросил он.
Оля великодушно кивнула, и он, сжимая в руках, с благоговейной осторожностью понёс винтовку во двор следом за ней.
Настоящая винтовка, с магазином! В его руках! Что это значило для него? Целый мир «Перекопа», "Чапаева", "Человека с ружьём", и он соприкасался с этим миром — точно вступал хоть на минуту в это братство людей с винтовками в руках.
Оля деловито постукала по дровам, сложенным во дворе у забора, палкой выпугивая кошку, которая могла оказаться в зоне обстрела. Кошки не оказалось, тогда она установила несколько твердо высушенных глиняных шариков на длинном полене.