Ома Дзидай

Гофман Ян

– Да, отец?

Смущает звать его так. Особенно теперь.

Когда я была маленькая, мы виделись редко. Он пропадал в разъездах. Я сидела с нянечками, его женой и другими домочадцами. А потом покинула замок.

Тогда о каких кровных узах шла речь?

– Ты правда рада быть здесь?

Он робко улыбнулся.

Отец подошел со спины и приобнял за плечи. В глазах витала обеспокоенность. Даймё медленно вел к чему-то важному, а озвучить не решался.

Его

настрой я разделяла. Пока.

– И да, и нет. – Мысли путались. Но молчать не стала. – Есть вещи, которые хочется сказать и спросить. Не знаю, с чего начать…

– Не торопись. Давай по порядку, – подбадривал хозяин замка. – Я весь внимание.

Он поглаживал предплечья. Ощущения приятными не назовешь – все равно, что по юкате⁵⁰ ползали цикады. Тело закололи мурашки. Хоть руки убрал после.

– Стоит начать с горькой правды. – Голос задрожал.

Я отвела глаза прочь. Горло точно сдавила чья-то рука. Все дальнейшие слова срывались с губ отрывисто, нехотя.

– Похоже, я никогда не найду в себе сил простить тебя.

– О чем ты, дочь моя?

Он все понял. Просто вытягивал из меня правду понемножку.

Я повернулась к нему.

– Ты превратил мою жизнь в страшный сон наяву. Само рождение мое незаконно. Одна большая ошибка. Твоя сделка с совестью!

Любой отец одарил бы сварливую дочь размашистой пощечиной. Но не этот даймё. Урагами Хидео хранил самообладание даже тогда, когда остальные сорвутся.

– Кажется, я разучился выказывать привязанность к семье, чтоб было видно. Вот, в чем моя вина, – размеренно произнес он.

Повеяло холодом, выбив из шеи стон.

– Я не попрошу прощения: так раны не залечишь. Ненавидь меня, сколько угодно. Но для меня ты – желанный ребенок.

– Желанный?! – злобно прыснув, переспросила я и презрительно усмехнулась.

– Именно…

– Ну да, да ну! Я не знала ни детства, ни любви. Одна трепка от мачехи! Тебя никогда не было рядом. Никто… слышишь? Никто не считал меня Урагами!

– Пойми, невозможно пресечь преступления, совершаемые за спиной.

Это все, что сказал Урагами Хидео со склона лет. Печаль обратила его голос в скрежет, преисполненный гнева.

– Не строй из себя саму невинность! – сурово призвала я.

Мне очень хотелось сбросить ношу задушенных обид с души. Я будто держала на плечах небосвод. Так не могло продолжаться вечно.

– Ты и сам хорош! Отправил меня к шиноби…

– Мидори, таковы правила. Сёгун отдал приказ – народ послушался.

Правитель Фурано оправдывался жалко и скупо.

– А я другое слышала. Некоторые откупались рисом, и дети оставались дома. Достаточно тысячи коку⁵¹!

Мое заявление основывалось

на словах не только злосчастных шиноби, но и сёгуна. После побоища в Куромори он подтвердил слухи.

– Ты многого не знаешь и не понимаешь. Да и что для тебя тысяча коку…

Уклоняясь от ответственности, отец подставлялся под новые нападки.

– Среди них я познала все вообразимые обличия боли и попутно причиняла ее другим. Я не решилась покончить с собой и вверила судьбу случаю. А смерть так и не пришла. Вместо этого я убила двадцать человек. Среди них были мои близкие!..

Если бы я низвела их до одного, отец бы уловил тайный посыл.

–… Но все для чего? Занять не нужную мне нишу. Жизнь не имеет смысла!

От злости я стиснула зубы.

– Прошу тебя, Мидори, не отчаивайся. Я рад тому, что ты жива. Порадуйся и ты!

Серые и грязные, как осенний лёд, глаза отца были полны печали. Даймё попытался меня успокоить. Тщетно.

– Не трогай меня! – Ладонь вырвалась из его пальцев.

– Я не мог иначе. Ты узнаешь правду однажды и поймешь меня.

Урагами Хидео не предполагал, что тайное станет явным уже сегодня. Я тоже.

Мне вспомнилась самая старая обида:

– И ведь мы никогда не виделись с матерью. Ты не говорил ни ее имени, ни кем она была. Я будто появилась из ниоткуда!

– Лучше, если это останется тайной. Навсегда! – предупреждал даймё. – Это может ранить тебя…

Хозяин замка помрачнел в лице и голосе. Был еле слышен скрип его зубов.

–… Но я поведаю тебе о ней, хотя правила претят подобному. Просто попроси.

– О, сейчас самое время! Нет, правда! – съязвила я. – Нельзя так поступать со своими детьми!

– Ее звали Кин. Она была одной из ойран⁵². – Урагами Хидео выдохнул.

Я была готова ко всему. Думала, что меня родила служанка, гейша⁵³ или исполнительница кабуки⁵⁴. Кто-то, на кого обычно падает взгляд господ. Но ойран!..

Почувствовалось отвращение к собственной крови. Я пожалела, что спросила.

– Женщина из юкаку⁵⁵?..

– Именно, – кивнул даймё, одарив меня тяжелым взглядом. – Там мы и познакомились. Я был ее частым посетителем. А потом – единственным.

– Она продавала себя, – Голова сама клонилась к груди. Было так… понуро.

– Ее ремесло – доставлять удовольствие мужчинам, как твое – служить стране из тьмы. Но Кин не была обыкновенной юдзё⁵⁶.

Вспоминая возлюбленную, он посмотрел вдаль и нежно улыбнулся.