Ома Дзидай
Шрифт:
Офицеру не понравился столь жирный намек. Хотя понял он его по-своему.
– Тем ухарней будет, – поддержал меня Уик, возвращаясь к нам.
– И всё же, не о чем беспокоиться, уверяю Вас. Но довольно болтовни, джентльмены. Скоро мы будем посередине Треугольника Невозврата. Подготовьте для меня водолазный костюм.
– Та, босс.
Квартирмейстер спустился с мостика. Дожидаться Гофмана не стал.
– Скафандр-то Вам зачем, сэр?! – недоумевал капрал, вытаращив янтарные глаза.
Его ждала новость
– Я собираюсь прогуляться по дну…
В шесть часов вечера судно приплыло в пункт назначения. Когда мы достигли заданных координат, солнце уже порозовело и медленно вдавливалось в горизонт.
Наблюдая за закатом, Гофман судорожно молился Праотцам[25]. Слишком глубоко офицер был убеждён, что наши дни на земле сочтены. Безбожник Уик тихо смеялся в кулак, но мешать верующему не стал. Команда если и догадывалась, куда прибыл «Бусаноо», этого не показывала.
Корабль следовал правильному курсу, о чём свидетельствовала реликвия. Наследие Первородных чуть вибрировало в кармане плаща. Оно будто предвкушало предстоящее рандеву. Трепетал и я.
По мере продвижения к конечной точке маршрута чёрный алмаз начал сиять. На поверхности инопланетного минерала появились золотые витки.
Квартирмейстер и капрал, помогавшие мне одеться в скафандр Раабе[26], отпрянули, заметив неестественное свечение.
Я лишь заключил:
– Мы на месте.
Артефакт надлежало иметь при себе. Было бы неловко, если там, на дне, меня без него б не признали. Гофман и Уик водрузили на голову шлем, значительно ограничив поле видимости, и закрепили на нём шланг для подачи воздуха.
Тем временем матросы сбросили лот в воду и замерили глубину:
– Примерно шестьдесят шесть с половиной метров, капитан!
– Не слишком ли? – прошептал десантник, будучи неспособным вообразить себе названное число.
– Сё ращитана! – горделиво пояснил Уик.
Его заверение не произвело на капрала достаточный эффект. Он спросил:
– Вот-вот сядет солнце. Что Вы собираетесь искать в кромешной темноте?
– Кто сказал, что будет темно? – Приглушённый металлом смех показался Гофману неуместным и жутким. – В любом случае, Вы сами всё увидите. Следите за шлангом. Я дам знак. Когда трубка начнёт часто трястись у цепи, поднимайте якорь обратно.
– Тык тощна, босс, – ответил Уик за себя и капрала.
Он проводил меня вниз, к столпившимся на палубе морякам. Десантник остался на капитанском мостике, неприкаянно блуждая туда-сюда и гадая на кофейной гуще.
Команда лишних вопросов не задавала и просто наблюдала за тем, как я тяжёлым шагом влезаю в шлюпку, а с неё – на подвешенный якорь.
Проворачивать подобные трюки, будучи закованным в нормобарическую броню, оказалось в разы труднее, чем я думал. Каждое движение требовало немалых усилий. Но чего ни сделаешь ради исторической справедливости
Взобравшись на якорь, слабо покачивавшийся из стороны в сторону при лёгком дрейфе «Бусаноо», я вцепился руками в веретено, а ногами встал на один из его рогов. Квартирмейстеру был отдан приказ:
– Опускай!
С десяток секунд – и цепь, сползая с блока, медленно потянула меня вниз, в толщу океанских вод. Тренд с плеском пробил синюю гладь Селиндора, уволакивая вслед за якорем на самое дно. Скорость перемещения была минимальна, хотя я всё равно чуть не свалился и не сорвал шланг с фиксаторов.
Жара в скафандре пошла на спад. Перед иллюминатором проносились студенистые пузыри выдыхаемого воздуха, плывущие вверх, к лучам заката. Тёплый свет далёкой звезды истончался. Мгновения же – наоборот, утолщались. Две минуты погружения, судя по ощущениям, вылились в два часа.
Подо мной сгущалась тьма. Обитаемая, спешу заметить.
У меня были кое-какие соображения насчёт того, что ждёт внизу. Но зачастую действительность расходится с ожиданиями. Так и на этот раз.
Тренд вот-вот должен был удариться об иловое дно. А рог – проборонить почву и наконец застрять в песке. Я заблаговременно спрыгнул с якоря и тяжело опустился на твёрдую поверхность, поднимая песчаные клубы.
Корабль встал в ожидании капитана. Сам он должен был идти.
Звуки, сопутствующие прибытию желанного гостя, потонули в килотоннах воды, искажённые до неузнаваемости. Другое дело, странный отчётливый гул[27], который одновременно напоминал завывание ветра и чьи-то глубокие вздохи. Создавалось впечатление, будто я слышал дыхание самого Агилата, поднимающееся от земного ядра.
В протяжной какофонии океанского низа, где ничего дальше собственного носа разглядеть было невозможно, сойти с ума любой мог рано или поздно. Даже я, прожжённый до мозга костей авантюрист.
Мне следовало хотя бы взять керосиновый фонарь. Но три фактора заставили отказаться от этой идеи: его легко потерять при погружении, он не полностью герметичен, да и свечение не сильно улучшило бы видимость на глубине.
Оставался только один достойный вариант – магия. Старая добрая магия.
На перчатке правой ладони загорелся белый иероглиф на кандзи[28], означавший вспышку. Мана, растворённая в крови, зажгла вены.
Мгла расступилась перед волшебным концентрированным светом, на пару мгновений ослепив меня самого. Когда глаза привыкли, перед ними открылся ужасающий пейзаж уныния, едва ли вообразимый несведущим художникам.
Передвигаясь вперёд на манер трёхлетнего ребенка, я рассекал океан перед собой, водил рукой по сторонам и собирал нежданный пазл по кусочкам. Экипаж высадил меня на кладбище, которое испокон веков принимало новых постояльцев.