Омела для Амели
Шрифт:
— То есть Кристиан не согласен с таким положением вещей? — уточнила Валери.
— О, нет… — Амели улыбнулась. — Кристиан рвёт и мечет.
— Вот это да, Ами… — просияла девушка. — Ты как настоящая золушка… Главная героиня сериала!
— Именно так… Только вот в жизни всё не так просто… — Амели скинула плед и встала с кровати, вернувшись за стол. — Здесь нет счастливого финала, девочки. Жан Гроссо — страшный человек. Он угрожает дочери, а меня планирует просто стереть в порошок, чтобы не мешалась под ногами.
— Ну, он не Господь Бог, в конце концов,
— Ты просто не знаешь, о ком говоришь, Ви, — Амели передёрнуло. — Мне одного взгляда его водянистых глаз с мелкими зрачками хватило, чтобы навсегда уяснить, если Жан Гроссо чего-то хочет, он это получит. А законны его способы или нет… Большие деньги легко закроют глаза любому.
— Что же делать, Ами… — Иветт прикусила пухлый пальчик.
— Я доведу проект до конца, — Амели пожала плечами и развернулась к потухшему экрану компьютера. — А потом уволюсь сама, без лишнего шума. Накоплений хватит, чтобы взять паузу и прийти в себя, а там… буду жить дальше.
— Но Кристиан… — начала было Иветт.
— Хватит, Ив! — резко перебила девушка. — Прости, но… хватит. У меня сейчас только одно желание: перестать чувствовать что-либо. Не хочу думать ни о ком, и уж тем более о Кристиане Тома.
Амели отвернулась к компьютеру и нажала на «пробел», экран замигал бледно-голубым светом. Валери молча встала и, подойдя к подруге, обняла её со спины. Через секунду к ней присоединилась Иветт.
— Как решишь, так и будет, Ами, — прошептала Валери, вызывая новый приступ слёз. — Мы просто будем рядом.
— Да! И на корпоратив тебя соберём так, что все упадут, — горячо поддержала её Иветт.
Амели засмеялась и сжала руки подруг, прошептав: «Вы лучшие, девочки. Спасибо…»
— Чай готов, курочки, — раздался из кухни голос Беатрис. — Давайте к столу.
В комнату просочился умопомрачительный аромат корицы и сдобы. Амели вдохнула его, прикрыв глаза, и улыбнулась. Бабушка пекла. Третий раз за эту неделю. Запах детства щекотал ноздри, гладил по впавшим щекам и обещал, что всё ещё наладится.
Когда, забыв о сантиметрах и килограммах, девушки до отвала наелись свежеиспечённых синнабонов и убежали по своим важным делам, Амели безучастно уставилась в тарелку со своей нетронутой булочкой, густо политой сливочной помадкой и присыпанной корицей. За окном шумел всё ещё праздничный Париж, а на их крошечной кухне со старинным гарнитуром было тихо и тепло.
— Детка… — Беатрис заменила её кружку на новую и налила горячий чай. — Ты никогда не закрывалась от меня. Не делай этого и сейчас…
— Ба, не нужно, — Амели обхватила ладонями обжигающую кружку и вдохнула мягкий аромат перечной мяты.
— Я мало чем смогу тебе помочь и уж точно никак не повлияю на твои решения, но… — женщина подалась вперёд и погладила сухой ладонью бледную щёку девушки. — Но будь уверена, тебе станет легче. А может, и решение придёт.
Амели зажмурилась, потёрла бровь и убрала вмиг вспотевшие руки в рукава толстовки. Рассказывать бабушке всё то, что творилось у неё на душе и в жизни, не
— Поэтому я решила всё закончить, ба… — завершила она свой рассказ. — Не хочу, чтобы Кристиан рвал со своей семьёй. Не хочу, чтобы он, как мой отец, чувствовал в одной из половинок сердца пустоту.
Беатрис задумалась, на глазах её выступили бисеринки слёз. Амели знала, о чём думает бабушка, и не врывалась в её тихую многолетнюю скорбь. Наконец Беатрис вздохнула и, пригубив чай, внимательно посмотрела на внучку.
— Конечно, ты горячая голова, — сказала она, улыбнувшись. — Однако, судя по твоему рассказу, Кристиан тоже не отличается рассудительностью, а значит, твой поступок в данной ситуации был единственно возможным. Если он хочет быть с тобой, то найдёт выход…
Амели только печально поджала губы и опустила взгляд.
— Что до голубых кровей этих вшивых «аристократов»… — Беатрис хмыкнула и вышла из кухни, вернувшись с тонкой бежевой папкой в руках. — Так ты у нас тоже не из простых, девочка.
Амели непонимающе посмотрела на бабушку и осторожно раскрыла папку, достав несколько листов и фотографию, с которой на неё смотрели двое: статный темноволосый мужчина с роскошными усами и женщина, удивительно похожая на саму Амели, с такими же большими глазами карамельного цвета и печальной улыбкой на красиво очерченных губах. Девушка мельком пробежалась по названиям документов: завещание, передача титула, справки. Сердце беспричинно пустилось вскачь.
— Что это? А эти люди?.. — спросила она, поднимая глаза на бабушку.
— Твоя родня по отцовской линии, дорогая.
Беатрис отнесла кружку в раковину и осталась стоять, облокотившись на столешницу. Её рука, прикрывшая губы, заметно тряслась. Амели развернулась к ней и тихо попросила:
— Пожалуйста, объясни, что всё это значит, ба.
— Твой отец принадлежал к испанской знати, родная. Он действительно приезжал во Францию сразу после своей помолвки с целью посещения Ассоциации французской аристократии. Но встретил твою мать, подрабатывавшую в цветочной лавке напротив квартиры Ассоциации, и весь его мир перевернулся.
— Так… это не сказки?
Амели забыла, как дышать. Открыв рот, она смотрела на бабушку, которая оказалась не такой уж и сказочницей.
— Жизнь молодого дворянина, отказавшегося от титула и наследства ради любви? Нет. Это история твоих родителей, малышка. Твой отец не просто жил в достатке. Он жил в роскоши… Роскошной золотой клетке. И ключиком к ней оказался всего один взгляд, одно неловкое касание, — Беатрис задумчиво улыбнулась своим мыслям. — Он так любил рассказывать историю их знакомства, хранил её, как самую большую драгоценность, и я точно знаю, любил мою дочь до последнего вздоха.