Omnia vincit amor, или Грешная любовь
Шрифт:
МИХАИЛ. Матушка, не стоит беспокоиться. Надену своё. На что летом кальсоны?
ЕЛЕНА. Какая я вам матушка! Еленой Васильевной можете называть. Пойдемте, все покажу.
Елена с Михаилом выходят. Василий звонит по телефону.
ВАСИЛИЙ (по телефону). Это отец Василий. Соедини, брат, с начальником… Дело такое… Сегодня освободился у вас Михаил Картузов. Обчистили его, украли деньги и справку… Приходил?.. Нет, не врет. Я вижу, когда говорят неправду… Будешь сменяться, доложи, что я звонил. (Опускает трубку, сам себе). Потом удивляются — высокий рецидив преступности. Ни
ЕЛЕНА. С ума сошел! Бандита собираешься оставить? У него на лице написано — врет всё. Ждал денег дашь.
ВАСИЛИЙ.Деньгами тоже придется помочь. Куда ему без документов?
АГАФЬЯ. (Входит). Нельзя гнать человека на улицу, на ночь глядя. Коли отпустили, выходит, искупил вину. Где его положим? Ко мне в комнату или к Алене?
ЕЛЕНА. Ни за что!
АГАФЬЯ. Я перейду к Алене, у меня ляжет.
ЕЛЕНА. Оставишь в комнате зэка? У тебя там столько добра, сама не помнишь, где что лежит.
АГАФЬЯ. Не зэк, а человек. Оступившийся человек. Он покаялся, принял Господа. О нём Господь сказал "Я отворил перед тобою дверь, и никто не может затворить её". (Откр.3; 8).
ВАСИЛИЙ. Что-нибудь придумаем, накрывайте на стол. (Собирается выйти, но задерживает телефонный звонок). Слушаю… Да… Какая Юля? Ничего не слышно, перезвоните, пожалуйста. (Опускает трубку, дочери). Не тебя ли? Какая-то Юля. Еще раз позвонит, поговори. (Женщины накрывают на стол. Возвращается Михаил, умытый причесанный).
МИХАИЛ. Как хорошо! В жизни не мылся в такой шикарной ванной! А шампунь! Запах — сказка!
АГАФЬЯ. И, слава, Богу! Садись, Миша, ужинать будем.
Телефонный звонок и Лена поднимет трубку.
ЕЛЕНА. Правильно… Василий Даниилович. Что вы хотели?.. Я дочь… В школе учились?.. Хорошо, скажу ему. Папа! Одноклассница Юля Матвеева желает тебя услышать.
АГАФЬЯ (недовольно). И вечером найдут!
ВАСИЛИЙ. (Входит, берет трубку). Слушаю… Юлька? (Удивлен, взволнован, меняется в лице). Откуда ты?.. В наш город… Профессор?.. Каких же наук?.. Я — священник. Продолжил семейную традицию. В храме Марфы и Марии. Знаешь?.. Конечно, хочу увидеть!.. Ресторан не по сану. Приходи к нам! Мама будет рада, с дочкой познакомлю… Да я, ради тебя, оставлю все дела!.. В восемь не поздно. В том же доме, квартире. Не забыла? С нетерпением будем ждать. Тебя тоже. (Опускает трубку, некоторое время молча переживает неожиданное известие). Мама, помнишь, Юльку Матвееву, в нашем дворе жила, в угловом подъезде? До десятого класса дружили, потом они уехали в Свердловск. Мама преподавала химию в нашей школе, а отец — домоуправ, забыл имя — отчество.
АГАФЬЯ. Иннокентий Павлович. Девчонок водил — помню, кто из них Юля, разве запомнишь?
ВАСИЛИЙ. Моего роста, с длинными каштановыми косами и зелеными сверкающими глазами, как у нашей Мурки. Представляешь, Юлька стала профессором? Философ. В наш университет пригласили на работу.
АГАФЬЯ. Своих профессоров не хватает?
ВАСИЛИЙ. Победила в конкурсе на должность заведующей кафедрой.
АГАФЬЯ. Ты чего так обрадовался, тебя пригласили профессором?
ВАСИЛИЙ. Юлька ведь!
АГАФЬЯ. Сколько их было у тебя!
ВАСИЛИЙ. Ничего не помнишь. Одна она у меня была.
ЕЛЕНА. Интересно, замужем?
АГАФЬЯ. Какая разница?
ЕЛЕНА. Действительно. Одноклассница для папы слишком стара будет.
ВАСИЛИЙ (дочери). Ты опять? Никак не угомонишься. Для меня все женщины в прошлом.
АГАФЬЯ. Слава Богу, понимаешь. (К Михаилу). Рассказывают, нынче в тюрьму повадились все кому ни лень — разные сектанты, адвентисты, мормоны.
МИХАИЛ. Я не в тюрьме был — в лагере. У нас говорят — на зоне. Святых отцов приходит достаточно. Даже иностранцы и все рассказывают о Боге.
АГАФЬЯ. Задавят иностранцы нас, православных, задавят. Наоткрывали церквей, сманивают молодежь. Теперь и до тюрьмы добрались. Посланцы сатаны!
ВАСИЛИЙ. Те, кто по тюрьмам ходят, хоть Христа признают. А сколько расплодилось шарлатанов и самозванцев, новых мессий! Вот кто мутит бедный народ, разобщает православных!
МИХАИЛ. Я слабо в церковных делах. Все рассказывают про Христа, призывают каяться и не грешить. Разве плохо? Многие зэки крестились, собираются выйти на свободу и завязать. Песни сочиняют про Христа и покаяние.
АГАФЬЯ. Господь все видит и воздаст каждому.
ВАСИЛИЙ. Михаил славился в колонии своими песнями.
МИХАИЛ. Зэки сочиняли. Я только пел.
ЕЛЕНА. И о чем поют?
МИХАИЛ. Разные. Как вор раскаялся, душегуб просит прощение у матери. О продажном прокуроре, измене любимой… Больше о доме, вспоминают детство.
ВАСИЛИЙ. Может, споешь что-нибудь, мама и Алена послушают. Не верят, что в песнях осужденные чаще раскаиваются, нежели гордятся своими подвигами.
МИХАИЛ. Сейчас, здесь? Вы даёте, батюшка!
ВАСИЛИЙ. А что? Алена, неси гитару, послушаем, пока на стол накрываете.
ЕЛЕНА (выходит и возвращается с гитарой). Надеюсь, песни пристойные.
МИХАИЛ. Без матерков. Все равно стесняюсь. (Берет гитару, перебирает струны).
ЕЛЕНА. Если пристойные, спойте. Послушаем.
ВАСИЛИЙ. Что ты, словно красна девица? Давай, не стесняйся!
Михаил начинает негромко. Поет что-то религиозно — блатное, возможно из репертуара Гинтаса Абариоса или радиостанции "Шансон". Тем временем Лена приносит посуду — тарелки, что-то из еды, все садятся за стол.
АГАФЬЯ. Со смыслом песня. Не то, что голопузые орут по телевизору.
ЕЛЕНА. Берет за душу. Прямо новелла. Кусочек жизни.
ВАСИЛИЙ. Помолимся! (Все встают). Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе, Царю Небесный Дорогой Господь! Мы благодарим тебя за этот прекрасный день. Спасибо за освобождение Михаила. Спасибо, что не оставляешь нас своим вниманием. Прости за наши прегрешения. Благослови и раздели с нами нашу трапезу. Отче наш, иже еси на небесах, да святится имя Твоё; да приидет Царствие Твоё; да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днес; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим: и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Яко Твое есть Царство, и сила и слава во веки. Аминь.