Омут памяти
Шрифт:
Как я уже писал, под воздействием информации КГБ и в условиях, когда земная твердь чуть-чуть заколебалась под ногами Михаила Сергеевича, он мало-помалу становился не только жертвой своих любимых компромиссов, но и жертвой информации КГБ, а вернее — Крючкова. Организатор политических провокаций уловил слабость Михаила Сергеевича к такого рода псевдоинформации и начал снабжать его специальной — дозированной и целенаправленной, смысл которой сводился к тому, что положение Горбачева в обществе очень прочное и может быть еще прочнее, если принять определенные меры против демократов и некоторых средств массовой информации. Это была подлейшая тактика влияния на Горбачева, но хорошо психологически продуманная. Она создавала глухое и слепое пространство вокруг Горбачева, закрытое для правдивой информации.
Подготовка и организация мятежа является государственным преступлением. И до сих пор остается недоступным для моего понимания вопрос, почему Борис Ельцин допустил амнистию главарей мятежа 1991 года, оставив тем самым почти нетронутой мину, заложенную под государственные интересы России.
Рассказывая о Крючкове, я не могу не вспомнить об одном эпизоде, когда Горбачев пытался наладить мои отношения с Чебриковым — предшественником Крючкова. Вспомнить, чтобы сравнить эти фигуры.
Чебриков — спокойный, рассудительный человек, фронтовик, не очень речист, но говорил всегда по делу. Отношения у меня с ним были сложные. В личном плане — уважительные, но в характеристике диссидентского движения, его мотивов и действий мы расходились. Были столкновения и по оценкам поведения некоторых представителей демократического движения.
Конечно, Чебриков много знал о них, в том числе и из доносов, но не только. Теперь, оглядываясь назад, могу сказать так: в ряде случаев у Чебрикова доминировала предвзятость, питаемая его обязанностями, у меня же — романтическая доверчивость, навеянная праздником перемен. Но, увы, некоторые характеристики Чебрикова потом оправдались.
Наши споры не были секретом для Горбачева. Однажды он посоветовал нам встретиться в неформальной обстановке, что мы и сделали. Беседа за плотным ужином на конспиративной квартире КГБ продолжалась до четырех часов утра. Разговаривали мы очень откровенно, бояться было нечего и некого.
Я говорил о том, что без прекращения политических преследований ни о каких демократических преобразованиях и речи быть не может. Он во многом соглашался, но в то же время приводил факты о связях некоторых людей с иностранными спецслужбами и получения денег на антисоветскую деятельность. Из его рассуждений я уловил, хотя Виктор Михайлович и не называл фамилий, что немало людей из агентуры КГБ внедрено в демократическое движение. Впрочем, я и сам догадывался об этом.
Когда я называл некоторые яркие имена, он умолкал и не поддерживал разговор на эту тему. Иногда охлаждал мой пыл двумя словами: «Ты ошибаешься». Единственное, что я узнал в конкретном плане, так это историю создания общества «Память» в Московском авиационном институте, если я верно запомнил, и о задачах, которые ставились перед этим обществом, и что из этого получилось. Для меня лично это была полезная информация, я перестал остро реагировать на разного рода инсинуации, исходившие из этого детища сыскной системы.
Стопок и чашек мы с Виктором Михайловичем не били, но и согласия не достигли. Выразив по этому поводу сожаление, разошлись. Хотя понимать мотивы и действия друг друга стали лучше. Наутро мне позвонил Михаил Сергеевич и спросил: «Ну что? Не смогли договориться? Ну, ладно». Я так и не понял из этого «ну, ладно» — одобрил он результаты беседы или нет.
Глубоко сожалею о том, что поддержал замену председателя КГБ. Но я действительно тогда считал, что Крючков является подходящей фигурой для этой роли. Почему? Теперь мне трудно объяснить этот свой поступок. Как говорят, был уже не молод, а ума еще не набрался. «Не бывать калине малиной, а плешивому — кудрявым», — гласит русская пословица. Моя деревенская доверчивость не один раз подводила меня. Чутье изменило и на этот раз.
Уже после мятежа Крючков не нашел ничего более умного, как опубликовать статью в «Советской России». Она называется «Посол беды». Это обо мне. Статья длинная и глупая. В ней содержались стандартные обвинения по моему адресу: развалил то, развалил это… Но в ней было и одно серьезное обвинение. В том, что Яковлев связан с западными спецслужбами, видимо с американскими. Конечно, фактов никаких.
Группа его сторонников немедленно обратилась в Генеральную прокуратуру с просьбой расследовать это дело и привлечь
Крючков отказался дать свои разъяснения.
Прокуратура пришла к заключению, что Крючков лжет. Генеральный прокурор Степанков, отвечая на мой вопрос, сказал, что теперь у меня есть все основания подать в суд. И добавил, что за клевету, согласно закону, Крючков получит от 3 до 5 лет.
Нашел адвоката. Началась работа. Но потом мне расхотелось связываться с этим мошенником. Пусть на свежем воздухе гуляет и в своей душонке ковыряется. Кроме того, мое раздражение утихомирили многие публикации в мою защиту, они высмеяли Крючкова по всем статьям. Откликнулись поэты и писатели. На сей раз их письмо было опубликовано.
Наше письмо в „Известия“ продиктовано чувством тревоги и негодования. Тревоги за наше независимое, демократическое будущее. И негодования, вызванного публикацией в газетах „Правда“, „Советская Россия“, в других прокоммунистических изданиях пасквилей, оскорбляющих честь и достоинство всеми уважаемого Александра Николаевича Яковлева, солдата-фронтовика, известного ученого, писателя, авторитетного общественного и политического деятеля.
Сочинители лживых, оскорбительных „писем в редакцию“, не называющие при этом своих фамилий, выливают ушаты грязи, вплоть до обвинений в сотрудничестве с КГБ и ЦРУ на достойного, мужественного человека, которому мы, россияне, обязаны своим нынешним знанием трагической правды о масштабах репрессий тоталитарного режима против собственного народа, о неоплатной цене нашей Победы в Великой Отечественной войне, о „закрытых“ протоколах, вскрывающих преступную суть сговора Сталина и Гитлера.
Напомним, что именно А. Н. Яковлев был автором знаменитой статьи „Против антиисторизма“, ставшей первым сигналом об опасности, которая очевидна всем здравомыслящим людям, — об опасности зарождения и наступления русского фашизма.
В кампании клеветы и травли, направленной не только против А. Н. Яковлева, проявляется памятный всем нам стиль коммунистов, закрепляющих свою победу на выборах в Государственную думу. Налицо явные попытки национал-большевистских сил организовать новую охоту на „врагов народа“ в духе 1937 года. Этими „врагами народа“ уже побывали многие из наших коллег…
Д. Гранин, Б. Васильев, А. Иванов, Т. Кузовлева, А. Нуйкин, Б. Окуджава, В. Оскоцкий, А. Приставкин, Л. Разгон, В. Савельев, Ю. Черниченко».
В ельцинский период национал-большевики, ободренные решением Конституционного суда, и бывшие работники спецслужб — ветераны террора, ушедшие от ответственности за беззакония, творимые в период Хрущева — Брежнева — Андропова, продолжают и в России свою деятельность по дискредитации демократии и людей, приверженных идее свободы человека.
Чекистские ветераны открыто признают, что их представители проникли во все уровни власти. На их деньги издается большое количество газет и журналов, которым в известной мере удалось повернуть общественное мнение от преступлений большевизма к ошибкам демократов. И снова политический маятник зачастил, подгоняя события то в одну, то в другую сторону.
Глава десятая
Последний съезд КПСС
XXVIII съезд КПСС уже забыт общественностью, как и все остальные, кроме, пожалуй, Двадцатого, вернее, доклада на нем Хрущева. Я считаю, что XXVIII съезд занимает особое место в истории. Это был съезд агонизирующей партии.
Нет смысла докучать читателю рассказом о всех партийных форумах, в которых я участвовал, в том числе и в их подготовке. Они в принципе похожи друг на друга. Стоит, пожалуй, упомянуть вкратце только о XXVII съезде и XIX партконференции.