Омут памяти
Шрифт:
После войны на четыре года угодила в лагерь актриса Московского Театра сатиры Токарская как бывшая военнопленная (в начале войны, будучи в составе фронтовой концертной бригады, попала в плен). Была арестована и приговорена к 25 годам тюремного заключения актриса того же театра Зоя Федорова, посадили трубача Рознера. Оказались в концлагере архитектор Мержанов, артистка Добржанская. Сталин дал санкцию на арест актрисы Окуневс-кой, певицы Руслановой (действительной причиной ареста которой была дружба с семьей опального маршала Жукова), своей племянницы актрисы Аллилуевой.
14 августа 1946 года появляется постановление ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград". Их обвинили в том, что они публиковали произведения Ахматовой
Преследования генетиков и биологов начались еще накануне войны. В 50-е годы они возобновились с удвоенной энергией. В 1947–1948 годах академики Жебрак, Жуковский, Орбели, Сперанский, Шмальгаузен и их ученики, буквально сотни исследователей, были изгнаны из Академии, со своих кафедр и факультетов. Оказались запрещенными генетика и другие отрасли знаний: квантовая механика, теория вероятностей, статистический анализ в социологии.
В послевоенный период для наказания "непослушных" чаще стали использоваться средства морального давления и административного произвола (запрет на публикацию новых и переиздание старых произведений, ограничение выездов за границу, включая гастрольные поездки), а также разнообразные методы публичного осуждения (статьи в печати, проработка в творческих союзах, препятствия, чинимые детям при поступлении в высшие учебные заведения, и т. д.).
В ходе реабилитационных дел лично мне постоянно приходится отвечать на вопрос: знал ли Сталин о планомерном уничтожении интеллигенции, понимал ли он, что, уничтожая интеллигенцию, он подрубает корни интеллектуальной силы России? Отвечаю: конечно, знал. Больше того, был инициатором этих преступлений.
На мой взгляд, "Открытое письмо Сталину" Федора Раскольникова от 17 августа 1939 года точно отражает суть событий тех лет. Я не буду его цитировать полностью. Оно опубликовано. Приведу лишь последнюю фразу письма: "…Рано или поздно народ посадит Вас на скамью подсудимых как главного вредителя, подлинного врага народа, организатора голода и судебных подлогов". Гневные строки Раскольникова примечательны тем, что реестр политических преступлений Сталину предъявляет его бывший единомышленник и соратник, который сумел посмотреть на политику большевизма глазами протрезвевшего и кающегося человека.
В ходе изучения документов открываются невероятные факты пыток людей с мировыми именами в специальных пыточных на Лубянке и в Лефортово. Наивный Мейерхольд решил по этому поводу пожаловаться Молотову. Нельзя без содрогания читать этот документ. Следователи били Мейерхольда резиновым жгутом по пяткам и спине, потом сажали на стул и били по ногам. В следующие дни били по этим же местам, ставшим, по словам Мейерхольда, красно-сине-желтыми кровоподтеками. Казалось, что на больные места лили кипятком. "Лежа на полу лицом вниз, я обнаруживал способность извиваться и корчиться, и визжать, как собака, которую бьет плетью ее хозяин…"
"Оттепель", связанная с XX съездом 1956 года, открыла ка-кую-то возможность освобождения от духовной тирании. Общество в определенной мере обрело новое качество, появилась надежда, что власти откажутся от практики массовых расправ за инакомыслие. Не тут-то было. Снова возобновились политические судилища, инакомыслящих лишали работы, травили в средствах массовой информации. Особенно отличалась газета "Правда".
В начале 1957 года критике был подвергнут роман
Ярчайшим примером политического террора, а одновременно и вульгарного невежества стало дело Бориса Пастернака. Началось, как и всегда, с записки КГБ. Сообщалось, что Пастернак написал идеологически вредный роман, собирается опубликовать его на Западе. После кагэбистской записки ЦК поручил своим подразделениям заняться Пастернаком и его романом.
7 декабря 1957 года в ЦК направляется письмо Константина Симонова — главного редактора журнала "Новый мир" (цитирую не Полностью):
"В первых числах сентября 1956 года пять членов редакционной коллегии журнала "Новый мир" (Федин, Лавренев, Агапов, Кривицкий, Симонов), прочитав предложенную журналу рукопись романа Пастернака, написали автору письмо, в котором подробно излагались мотивы безоговорочного отклонения рукописи… Сама идея написания письма возникла при совместном обсуждении этого вопроса с товарищами Поликарповым и Сусловым… В 1956 году письмо, о котором идет речь, было направлено в ЦК КПСС, его читал Отдел культуры ЦК, читали секретари ЦК товарищ Суслов и товарищ Поспелов, и содержавшаяся в письме критика романа. Пастернака была сочтена правильной".
Письмо информационно-оправдательное, поскольку секретариат Союза писателей получил "большую порку" от руководства ЦК за бездействие и непонимание сложившейся обстановки. Нашлось немало и таких писателей, которые, воспользовавшись случаем, пошли в злобную атаку как на Пастернака, так и на руководство Союза писателей.
Особенно старается Полевой. 17 сентября 1958 года он пишет секретарям ЦК, что хотел бы "получить указание, какую позицию мы должны заранее занять в этом вопросе и какие меры нам следовало бы предпринять".
23 октября 1958 года (в день присуждения Пастернаку Нобелевской премии) предложение о публикации письма редакции "Нового мира" в "Литературной газете" и "Новом мире" было внесено Сусловым на обсуждение Президиума ЦК. Отдельным пунктом оно вошло в принятое в тот же день постановление "О клеветническом романе Пастернака".
31 октября 1958 года Полевой, получив испрошенные указания, выступает на общемосковском собрании писателей. Пастернак, по его мнению, это:
"Литературный Власов, это человек, который, живя с нами, питаясь нашим советским хлебом, получая на жизнь в наших советских издательствах, пользуясь всеми благами советского гражданина, изменил нам, перешел в тот лагерь и воюет в том лагере… Мы должны от имени советской общественности сказать ему: "Вон из нашей страны, господин Пастернак. Мы не хотим дышать с вами одним воздухом".
В записке Поликарпова Суслову (по делопроизводственной пометке — ранее 25 октября 1958 года) сообщается:
"К. А. Федин осуществил разговор с Пастернаком. Между ними состоялась часовая встреча. Поначалу Пастернак держался воинственно, категорически сказал, что не будет делать заявления об отказе от премии и могут с ним делать все, что хотят. Затем он попросил дать ему несколько часов времени для обдумывания позиции. После встречи с К. А. Фединым Пастернак пошел советоваться с Всеволодом Ивановым. Сам Федин понимает необходимость в сложившейся обстановке строгих акций по отношению к Пастернаку, если последний не изменит своего поведения".