Шрифт:
Речка Соломинка такая маленькая, что даже не значится на географических картах; мелководная, она местами кажется не больше ручья и весело журчит меж камней, играя на солнце серебристыми струйками; но там, где она делает поворот к Даниловской роще, там глубокий-глубокий омут.
Мужики уверяют, что дна в том омуте нет; здесь не заметно, как вода течёт, словно тут не речка, а пруд. И до того красиво отражается здесь
Крестьяне боялись этого места, называли омут проклятым, говорили, что нечистая сила туда завлекает человека; никто не подходил близко к этому месту. Учитель Ильин знал, что он здесь один, совсем один, что люди не помешают его мечтам, его думам, и потому его тянуло сюда.
Прежде его думы были расплывчаты и неопределённы как туман, что поднимается по утру над росистой травой и без следа тает в солнечных лучах. Он забывал сегодня, о чём думал, мечтал вчера.
Но вот, последнее время молодой человек стал всё чаще думать о той женщине, которую увидел в соседнем селе. То приехала погостить к семье богатого помещика петербургская молодая барыня, всегда затянутая в корсет, разряженная по столичному, барыня гордая и чопорная. Но она была очень красива, и что-то в ней было обаятельное.
Молодой учитель, раз её увидев, стал думать о ней всё чаще и чаще и, сидя на краю обрыва, у самого омута, старался в зеркале воды увидеть черты этой женщины. Когда он ловил себя на этом, он смеялся и говорил себе:
– Значит, я влюбился, и мне в голову идут глупости… Как может отразиться здесь её лицо!..
Однажды он пришёл к омуту под вечер, когда солнце уже зашло, зарёй горело небо, и омут казался огненным. Сельский учитель сел на обрыв и долго смотрел на воду, на отражавшиеся силуэты дерев, и думал:
«Долго ещё будет светло. Заря побледнеет, синевою сменится этот огненный цвет воды, отразится звезда… Вот если бы и та женщина отразилась»…
И вдруг он рванулся вперёд: он увидел её, прекрасную, обольстительную; она была нага и манила его к себе, и говорила ему:
– Разденься, разденься, оставь одежду на берегу…
Минута, – он разделся и бросился в омут.
Вода, холодная, очень холодная, освежила его, вернула
Он закричал. Полный ужаса крик далеко отозвался эхом, а на берегу, совсем близко, вскрикнула от испуга женщина: она верхом возвращалась домой, обогнав кавалькаду.
Молодой человек увидел на берегу её, за мечту о которой он гибнет, – и крикнул:
– Спасите!..
– Разве вы не умеете плавать?..
– Умею… Меня тянет в омут… Бросьте мне что-нибудь…
– Нужно верёвку… Но где же взять?..
Ей было жаль этого красивого молодого человека, который тонет; ей было страшно и хотелось помочь. Но где взять верёвку? Поводья упряжи?.. Недостаточно длинны… Вдруг у неё мелькнула мысль: крепкий шёлковый шнурок от корсета!.. Стоит снять корсет, выдернуть этот длинный шнурок, связать с поводьями – и человек спасён… Но тут же она вспомнила о кавалькаде, которая скоро подъедет. Увидят её без корсета… Сложена она дурно, фигура красива только в шнуровке, увидят около неё мужчину, а он в таком виде!..
Утопающий крикнул:
– Спасите же, спасите!..
– Держитесь, плывите, – я сейчас поеду навстречу нашим… Подоспеют мужчины, вам помогут…
И она ударила хлыстом лошадь и скрылась.
Кавалькада подъехала скоро. Летели к омуту во весь опор:
– Человек тонет!..
Мужчины старались показать дамам свою готовность спасти погибающего, проявить геройство, и в душе досадовали, что не знали, как нужно будет к этому приступить, что нужно будет сделать так, чтобы не вымокнуть, и чтобы не было опасно. Дамы с выражением ужаса спешили так же во весь опор, сгорая любопытством посмотреть, как тонет человек.
У берега все спешились и подошли к обрыву. Но человека уже не было, – даже круги исчезли над омутом. И только первая звезда робко и стыдливо дрожала, отражаясь в воде с синевою вечернего неба. И не было слышно кругом ничего, – только вдруг соловей защёлкал, залился дивной трелью; он пел свой вечный гимн любви и счастья.
Над омутом собирался лёгкий, почти незаметный туман.