Он будет сам судьбы своей виной...
Шрифт:
Одни бы назвали это спесью, Джим — простодушием.
И даже не Хан полностью уничтожил чувство защищённости, телепортировав Джима, Кэрол и Скотти на «Энтерпрайз», а затем ввергнув звездолёт в полный хаос. Хан не был членом его экипажа. Хан был чужаком. Но когда Джим обнаружил, что борется с Гэри Митчеллом, слыша, как приятель рычит: «Прости, Джимми, но приказ есть приказ», — и вот тогда он понял, каким ребячеством было верить в эту иллюзию.
Что-то внутри него надломилось, когда он задумался об этом, о длинной веренице разочарований, и ему даже показалось, что он был разрушен и растоптан в пыль самой жизнью давным-давно. Вселенной почему-то
И теперь, лёжа на биокровати, он мысленно ругал себя часами напролёт, беспокоясь о Боунзе и скучая по медсёстрам. Ему следовало сразу отправиться их искать, как только он вошёл в лазарет и обнаружил, что там темно и безлюдно, он понимал это — сразу понял, но он так страшно устал. И ещё он представлял, что некая сила завладела его рассудком, заставляя сдаться и позволить Гэри довести начатое им дело до конца, но затем отпустила, и он услышал, как Гэри закричал, позволяя Джиму всадить в свою руку гипошприц и вырвать его обратно. Он не ожидал, что в курс лечения войдёт адреналин, что глаза его закроются, что времени у него не останется даже на то, чтобы попрощаться с реальным миром.
Корабль словно вылинял, пропали все краски — остались лишь мертвенные белый и чёрный: скучное жуткое подобие настоящей «Энтерпрайз». Боунз озабоченно смотрит на него, затем отодвигается и интересуется вслух, что он наделал. Джим пытается объяснить ему, что он в безопасности; он позаботится о своём друге, и даже если Боунз считает, что он поступил неверно, Джим хочет дать обещание, что он попытается всё исправить — что они смогут исправить это вместе. Но он онемел.
Смущённый и напуганный, он целыми днями бродит по кораблю, пойманный в ловушку собственным разумом, не имея возможности поговорить с теми, кого он любит: с Чеховым, Ухурой, Сулу, старым Споком, Скотти, его собственным Споком. Он пытается дотронуться до них, но они проходят мимо, а если они его замечают, то смотрят, как на призрак.
Охваченный ужасом и оставшийся в полном одиночестве, Джим бросился бежать. Он сел в шаттл и улетел прочь, всё ещё окружённый серыми тенями. Гэри телепортировался на борт его шаттла. Они начинают бороться. Ему удалось сдавить Гэри горло. За несколько секунд то того, как он окончательно задушит Гэри, внезапно превратившегося в адмирала Комака, кто-то зовёт его по имени. Он не обращает внимания, продолжая душить.
«Джеймс».
Он проснулся, задыхаясь и обливаясь потом.
На том стуле, который обычно стоит у дальней стены, около его кровати сидит Хан, сцепив руки в замок на колене. Тревогу можно прочесть лишь в изгибе его брови и сосредоточенном взгляде. Джим никак не может привыкнуть, что Хан вообще может о нём беспокоиться. Это тот самый человек, который пытался погубить его семью, но теперь он хочет, чтобы Джим влился в его собственную? Хан был уверен, что остался совершенно один в целом мире, когда пытался уничтожить корабль Джима и всех замечательных, невероятных людей на его борту, и нельзя было изменить тот факт, что желал это сделать.
Сейчас он не в силах думать об этом. Возможно, как-нибудь потом.
Откашлявшись, Джим медленно сел.
— Спок знает, что ты здесь один, без надзора?
На секунду показалось, что этот вопрос его позабавил.
— Он думает, что я всё ещё с доктором Маккоем, уверен в этом.
— Но ты здесь.
— Теперь я вижу, что твой старший помощник не единственный, кто изрекает очевидные вещи, — заметил Хан, голос его стал тихим, бархатистым и тягучим,
Джим невольно поморщился и пробормотал:
— Я совсем не это имел в виду.
— Твои офицеры службы безопасности, — мягко проговорил Хан, — смогли отыскать исчезнувший медперсонал. Похоже, что Митчелл оглушил станером доктора М’Бенгу и и дежурных медсестёр, а затем спрятал их за стеллажами. Очнувшись, они быстро пришли в себя, и я думаю, что никто из них серьёзно не пострадал. Но все они были расстроены состоянием доктора Маккоя, который по-прежнему лежит без сознания.
— Позволь предположить, — проговорил Джим сухо, — ты проскользнул сюда, воспользовавшись их смятением.
— Кто-то должен приглядывать за тобой. Митчелл может быть не единственным на борту «Энтерпрайз», строящим планы по устранению капитана, — Хан не слишком хорошо разыгрывал из себя человека с чистыми помыслами, скорее, он был похож на кота, который съел сливки. Джим попытался себя убедить, что ему совсем не нравится то, что он видит.
Одёрнув себя, Джим сказал:
— Итак, теперь у меня есть телохранитель, чей моральный компас не может определить, где находится север. Великолепно. Именно об этом я всегда и мечтал.
В ответ Хан медленно моргнул и откинулся на спинку стула. Он положил ногу на ногу и посмотрел на Джима долгим взглядом, не разрывая зрительного контакта всё время, пока говорил:
— Ты знаешь, чего я хочу — вовсе не быть твоим телохранителем. Тебе следует знать, что я готов ждать столько, сколько потребуется.
— Столько, сколько потребуется? — повторил Джим, и в каждом слове звучало недоверие. — Ты в этом уверен?
Прежде чем дать ответ на вопрос, Хан задал свой собственный.
— Как ты думаешь, Джеймс, сколько мне лет?
Нахмурив брови, Джим всмотрелся в него и попытался угадать:
— Сорок? Сорок один?
Удовлетворённо улыбнувшись, Хан ответил тоном наставника:
— Такой молодой? Нет. Если не учитывать время, проведённое в анабиозе, мне что-то около семидесяти. Так что сам видишь — время для меня понятие относительное, каким, в конечном счёте, может стать и для тебя.
Хотя новость потрясла его, и смысл её был, как сказал бы Спок, поразительным, Джим помотал головой, прогоняя эту мысль.
— Ты ведь знаешь, что не можешь здесь остаться, верно? Для Звёздного флота ты всегда будешь персоной нон грата. И даже если ты готов ждать, ты должен находиться там, где тебя никто не найдёт.
— Хотя я обычно не склонен выражать оптимизм, но в данном случае я верю, что ты сможешь найти приемлемое решение, — Хан многозначительно помолчал, — для меня и моего экипажа.
Он мог бы сказать «нет». Хан убил Криса. Он убил столько людей, что спасение Джима и предотвращение планов адмирала Маркуса не могут окупить все те жертвы. Но Джим не желает жить в реальности, где жизнь разменивается баш на баш: это не то, во что он верит, и память о погибшем наставнике не имеет к этому отношения. Если выйти за эти рамки, то надо признать, что в самом Хане есть что-то притягательное. Всегда было, с той секунды, когда их глаза впервые встретились: Хан был в вертолёте, Джим — в расстрелянном здании Звёздного флота. Тогда не составило большого труда пренебречь омывшей его горячей волной, которую он счёл побочным эффектом ярости, вызванной поступком Хана. С каждым днём это объяснение становилось всё более сомнительным. Он подумал о том их обмене рукопожатиями: чувство безопасности до сих пор сохранилось в его памяти.