Он и две его жены
Шрифт:
– Ваш роман оказался очень полезным, – говорил он. – Книга попала мне в руки, когда я возвращался из вашего офиса. А на обложке была фотография и фамилия. Я не могу приписать себе какой-либо заслуги. Мне просто посчастливилось. Подарок фортуны.
Я с трудом заставил себя смотреть ему в глаза.
– Вы ее отыскали?
– Было не трудно связаться с полицией в Клакстоне. – Трудно поверить, но лейтенант Трэнт продолжал улыбаться. – Откровенно говоря, мистер Хардинг, я удивлен и растерян, в чем готов вам признаться. Я слышал о разных формах потери памяти, но забыть фамилию своей жены... это явно редчайшее явление. Я, естественно, усомнился в ваших показаниях, мистер Хардинг. Я дал волю своей
Трэнт наклонился ко мне, взял книгу из моей руки и положил ее на стопку аккуратно сложенных бумаг.
– Не оставляет сомнений тот факт, что вы великолепно помнили, что девичья фамилия вашей первой жены – Робертс. Но, с другой стороны, вы ни на секунду не связывали ее с убийством Ламба. Вы не виделись с ней уже три года, не так ли? Вы предполагали, что она в Европе и не может иметь никакой связи с этим Ламбом!
Я смотрел на него, окончательно потеряв почву под ногами. Действительно ли эти слова слетают с его губ? Или он так безгранично глуп, как мне показалось в первую минуту? А может, это новый, утонченный, мерзкий прием, использованный для того, чтобы окончательно загнать меня в ловушку? Или он все же ошибается? Вероятность последнего была ничтожно мала, но я все равно отчаянно цеплялся за свой последний шанс и поэтому задал самый безразличный вопрос, какой смог придумать:
– Значит, вы ее обнаружили?
– Разумеется... Что может быть проще. Она находится у отца в Клакстоне. Полиция немедленно направила к ней сотрудника, а потом сообщила нам все по телефону. С той минуты вы перестали быть для меня загадкой, мистер Хардинг. Показания Анжелики Робертс – в той части, которая касается вас, – предельно очевидны. Она знала, что вы живете в Нью-Йорке, и согласилась, чтобы мистер Ламб пошел к вам со своим романом. Однако она потребовала от него обещания, что он ни словом не упомянет о ней. Даже позже, когда он начнет вращаться в кругу Коллингхемов, она не освободила его от этого обещания. Она заявила, что после разрыва ни разу не видела вас и никогда не пыталась с вами связаться. Она хотела, чтобы прошлое было погребено навсегда.
"Анжелика!" – подумал я. Мне казалась, что она совсем близко, как если бы она стояла рядом со мной в этой тесной келье Трэнта. Я, разумеется, понимал ее состояние, но не мог понять ее безумного, потрясающего великодушия. С той минуты, когда полиция арестовала ее в Клакстоне, Анжелика знала, что держит в своих руках мою судьбу. И повела игру так, чтобы для меня все сложилось самым выгодным образом. Вопреки рассудку, вопреки ее последним полным презрения словам, сказанным на перроне, она решила спасти меня, мою семейную жизнь... Анжелика! Я думал об этом с удивлением и чувствовал, что восхищаюсь ею.
Я снова взглянул на Трэнта, и в моем взгляде наверняка можно было прочесть страх за Анжелику.
– Значит, это она была вашей Анжеликой Робертс?
– О, да. Она призналась во всем. Что купила пистолет, что поссорилась с Ламбом, что он вышвырнул ее из квартиры и что она покинула Нью-Йорк на следующий день после убийства. Она призналась во всем.
Меня охватила странная тревога за Анжелику, намного более сильная, чем беспокойство за собственную безопасность.
– Но не в убийстве?
– О, нет! Это было бы слишком много, дорогой мистер Хардинг. Она показала, насколько мне известно, что мистер Ламб пришел к ней около одиннадцати часов ночи в день преступления и сказал, что она должна немедленно покинуть квартиру. Похоже, что он сам снял для нее это помещение, а тут вдруг заявил, что его приятель, хозяин квартиры, неожиданно
Его лицо было очень серьезно, он явно сочувствовал мне.
– Я очень сожалею. Представляю, каким потрясением явилось для вас все это. После таких показаний полиция должна была задержать ее. Ее доставят сюда поездом – скорее всего уже сегодня вечером. Если она пожелает увидеться с вами, вы, разумеется, можете ее посетить.
– То есть... Эго значит, что она арестована?
Трэнт встал и протянул мне руку. Он всегда делал это в наименее подходящий момент. Внезапно я ощутил ненависть к нему за то, что он не хочет поступать так, как пристало настоящему полицейскому, за его ничем не объяснимое сочувствие, за то, что он никогда не использует свои преимущества... и даже за обыкновение становиться скорее на сторону клиента, чем на свою собственную. Ведь я реагировал на происходящее так, что у него нашлась бы тысяча причин догадаться, как глубоко я потрясен. Любой другой полицейский тут же начал бы меня допрашивать. Но не Трэнт. Этот человек не может поступать обычно и просто.
– Я немедленно дам вам знать, как только ее привезут. Я вам позвоню. Вы будете дома?
В этот вечер я должен был быть с Бетси на обеде у Коллингхемов, но я решил как-нибудь от этого открутиться.
– Да, – сказал я. – Я буду дома.
Трэнт снова улыбнулся мне.
– На вашем месте я не принимал бы так близко к сердцу все это. Ведь случается же и так, что кто-нибудь идет в кино один. Может быть, она действительно сказала правду. И если она сможет представить алиби, то, разумеется, будет немедленно освобождена.
Если сможет представить алиби! Это что, умышленно брошенный вызов? Может быть, он знает больше, чем говорит? Я чувствовал, что не в состоянии раскусить его. Постепенно я все глубже осознавал мое собственное положение. Оно было много хуже, чем мне показалось вначале. Потому что Анжелика, желая спасти меня, должна была принести в жертву себя. Единственное, что могло бы спасти ее, это алиби. Но одновременно ее алиби было гибелью для меня.
Лейтенант Трэнт продолжал протягивать мне руку. Я взглянул на нее и подумал, что должен немедленно сказать ему всю правду. Я не мог позволить Анжелике идти на столь безумный риск. Если я ему сейчас не скажу все, я все равно не смогу с этим жить...
Я уже открыл рот, но прежде чем я успел вымолвить слово, Трэнт сказал:
– Значит, я вам позвоню. Думаю, что это будет около десяти вечера.
Затем он сделал движение рукой в сторону двери, давая мне тем самым понять, что наш разговор закончен.
Глава 15
Итак, я ничего не сказал Трэнту. Возвращаясь на такси домой, я размышлял над этим и уговаривал себя, что я в какой-то мере реабилитирован. Признаюсь со стыдом, что я начал придумывать причины, оправдывающие мое молчание. В конце концов это была идея Анжелики, а не моя. Она должна сама подтвердить свое алиби, связанное с кино, а со мной это не имеет ничего общего. Было бы бессмысленной глупостью с моей стороны, если бы я сейчас опроверг ее версию и дал совсем иные показания. Во всяком случае до этого я должен с ней посоветоваться. Я знал, что она невиновна, а ведь я старался убедить себя в этом – людей не карают за преступления, которые они не совершили. Трэнт за несколько дней наверняка найдет настоящего убийцу и освободит Анжелику. Если она сочла уместным защищать меня, человека, которому есть что терять, то у меня должно хватить здравого смысла, чтобы принять эту жертву и идти собственным путем.