Шрифт:
ОН — КАПИТАН СОРВИГОЛОВА
Нас
— Братцы, да ведь это темница! — взвизгнул кто-то.
И тут началось! Ребята заорали, засвистели, забарабанили кулаками по партам, точно они, эти заляпанные чернилами, исцарапанные деревяшки, были во всем виноваты.
— Внимание!
Я лично в эту минуту находился в самом дальнем углу, на последней парте, и усердно молотил кулаком по черной крышке. Когда раздался властный окрик, я повернул голову. И увидел: за учительским столом с воздетой рукой стоял он, тот, которому мы повиновались.
— Слово Капитану! Пусть говорит Сорвиголова! — тонким голосом закричал Андрюс. — Слушайте, что говорит наш вожак.
Капитан забрался на стол. Руку он все еще значительно держал над головой, и было ясно, что его слово будет веским.
— Братья, нас предали! — воскликнул Капитан. — Враг глумится над нами. Нас согнали, точно баранов, в это стойло. Они хотят расправиться с нами! Не допустим! Мы будем сражаться до последней капли крови.
— Верно! Мы не рабы! Так и скажем! И пусть знают… — наперебой закричали мальчишки.
Капитан соскочил с учительского столика и у всех на виду с грохотом опрокинул его. Из ящика вывалились куски мела, какие-то бумажки. Капитан доблестно расшвырял их во все стороны.
— Молодец, Капитан!
Я не стал орать вместе со всеми. Сидел на последней парте и думал. Сердце замирало от ужаса. Что же теперь будет?.. Потом я решился. Встал и медленно подошел к Капитану. Он взглянул на меня и, видно, по лицу догадался, что у меня на уме. Не успел я и рта раскрыть, как он прищурился и процедил:
— Трусом был, трусом и остался.
Этого я не мог стерпеть. Все, что угодно, только не эти мерзкие слова: трус, предатель… А тут еще и мальчишки подхватили:
— Индеец струсил! Индеец — трус!
— Нет, Римас, не угадал! — вот что я ему ответил.
Потом отвернулся и схватился за ножку парты. Присел да как дерну — парта перевернулась, к великому восторгу ребят.
— Здорово! Молодец, Индеец! — загалдели они.
Капитан Сорвиголова, разумеется, не мог снести позора. Он насупился и ухватился за спинку стула. Поднял его над головой и с размаху грохнул об пол. Стул рассыпался в щепки… И в этот миг отворилась дверь класса. На нас с удивлением смотрели двое. Это был дядя Антанас, тот самый, который нас привез, и еще какой-то низенький, лысый человек.
— Слушайте, уважаемый, — он схватился за голову, — забирайте свое жулье и уводите-ка подальше. Ишь чего натворили!
Дядя Антанас же не выказал никаких признаков волнения. Просто стоял и разглядывал нас и беспорядок, который мы учинили.
— Так, значит… Под крышей ночевать не желаете? — спокойно проговорил он. — Пожалуйста, можно устроиться на воздухе…
Мы молчали.
— Как полагаешь, Римас? — снова заговорил дядя Антанас. — Говори, я жду…
Наш Капитан стоял в углу класса, где валялась ножка изуродованного стула. Он гордо вскинул голову.
— Здесь нам делать нечего, — заявил он. — Скука. Надо что-нибудь придумать.
— Ладно… Скрывать не стану. Положение у нас серьезное. Школе нанесен ущерб. Как вы думаете, кто за все ответит? Мы сами. Что скажешь, Римас? Ведь это дело чести. Я так считаю.
Римас что-то буркнул. Ребята засопели. Только Андрюс улыбался — рот до ушей.
— Эх и здорово шмякнулся стул! — сияя, зашептал он мне на ухо. — Не хочу я в милицию, ну ее совсем! Мне тут нравится.
— Слышали? — продолжал дядя Антанас. — Нас гонят отсюда. И поделом. Что станем делать, а?
— Мы и сами не хотим ночевать в этом загоне!
— Лучше на улице!
— У костра!
Дядя Антанас слушал наши выкрики, а сам вполголоса о чем-то совещался с лысым гражданином.
— Палатки я выдам, пожалуйста, — согласился тот. — Только поскорей уводите своих головорезов, покуда стекла не повыбивали.
Мы высыпали во двор. Кинулись на траву, стали кувыркаться. Дядя Антанас ушел вместе с лысым. Потом вернулся и принес три палатки. Бросил их перед нами и объявил:
— Лагерь разобьем на озере. Председатель колхоза обещал машину. Через час.
Римас ухмыльнулся и многозначительно ткнул меня кулаком в бок:
— Начинается настоящая жизнь. Командовать лагерем буду я. Выше голову, Индеец!
Я не ответил ему. Ясное дело, Римас будет командовать, кому же еще… Как пойдет куролесить — только держись! Недаром же он взял себе кличку «Капитан Сорвиголова». Римас — он ни с кем не посчитается. Только один человек имел на него управу — всемогущий Пипеш. Но Пипеш был далеко, в городе, и связаться с ним было невозможно. Я подумал о городе и вспомнил маму, наш дом… Тут мне сделалось тоскливо, и я снова, наверное уже в сотый раз, начал перебирать в памяти события, которые так неожиданно и несчастливо обрушились на меня…
Может быть, эх, может быть, ничего бы не случилось… И зачем только мама тогда сказала:
— Мы переезжаем. Слыхал, Тадас? Будем жить в другом месте. Я уже договорилась, обменяем квартиру. Мне на работу будет ближе. Школа там тоже под боком.
Через два дня к нашему дому подъехал грузовик. Мы стали выносить вещи. Носили и втаскивали их в кузов этого большого зеленого грузовика. Правду говоря, мне было жаль расставаться со старым домом. Мы жили на окраине города, домик был, конечно, маленький, но зато с вишневым садом. До чего же здорово было валяться на травке под деревом и смотреть, как взлетают и как идут на посадку самолеты. Аэропорт был совсем рядышком. А когда мама уходила на работу, особенно летом, я чуть не целыми днями болтался дома один. И мне это нравилось: делай что хочешь. Иногда я бегал в поле и играл там. В школу было далеко, но я не боялся и дорогу знал не хуже собственного палисадника. Мама — та, наоборот, постоянно вздыхала, что на работу приходится тащиться через весь город. И вот наконец она решилась. Договорилась с какими-то старичками поменять квартиру. Они были пенсионеры, им хотелось жить за городом, копаться в огороде и, понятное дело, дышать чистым воздухом, любоваться цветущими вишнями. А главное — не надо будет им больше взбираться на третий этаж по крутой лестнице, последние силы терять.