Он меня достал. Она меня достала
Шрифт:
За весь день у Громова, едва ли не впервые за много месяцев не было даже возможность проверить рабочую почту — все вопросы отошли на второй план из-за тревоги за Нику. Кажется, где-то в перечне входящих он мельком заметил адрес главного офиса в Чикаго, куда он отправлял убедительную просьбу подыскать место для Миши, но его он решил оставить на потом и вскрывать всю корреспонденцию по очереди.
В тот момент, когда он таки добрался до этого письма, в кабинет разъяренной фурией ворвалась Ника и спросила:
— США? Серьезно?! Они уезжают в США на год, а ты даже не сказал мне об этом?!
«Черт! Вот чувствовал, что надо было прочесть его сразу же!» — подумал Алекс и пожалел, что
Голова пульсировала от ужасной боли — вчерашние веселье не прошло для Сережи бесследно, жаль только, что основную жажду он так и не смог утолить. Эти Суворовские сволочи весь день таскались за ним, совсем как раньше, не оставляя ни на одну минуту. Даже в туалет с ним заходили, уже зная об изворотливости младшего отпрыска босса.
Мужчина перевернулся на спину, и рука сама собой упала на пустую подушку Ники.
Черт! Эта зараза тоже куда-то запропастилась и, похоже, не собиралась в ближайшее время к нему возвращаться. Ну да, вспылил, и, может, даже перегнул палку с ревностью, но ведь у него были все причины думать именно так!
Кажется, где-то глубоко внутри проснулась совесть (а ведь он был уверен, что это ненужное чувство давно пало смертью храбрых!) и напомнила, что будь Алекс любовником его невесты, то вряд ли бы так быстро уехал — скорее бы сам поднялся в квартиру, чтобы «зажечь». Так что версия о том, что братец и Ника состояли в интимной связи, явно не выдержала натиска реальных фактов и была признана ложной.
И снова он возвращался к тому, с чего начинал — он накосячил. Серьёзно накосячил. Но как все исправить не знает, потому что извинятся не перед кем — Ника пропала, а дед, вместо того, чтобы отправить по ее следу своих ищеек, только противно поджимает губы.
В коридоре послышался непонятный звук, отдаленно напоминающий не то женский крик, не то всхлип. Этого было достаточно, чтобы Сережа подскочил с постели в одних трусах и рванул в том направлении, откуда он доносился. Удивленные охранники опешили от такой резвости и рванули за ним — мало ли какая «белочка» хватанула их подопечного. Но, распахнув двери, Серж зло ударил по ним — в комнате сидела не Ника, как он в тайне надеялся, а Алиса.
«Ах да, дед же приставил ее ко мне, поняв, что его тупоголовые шкафы сами не справятся!» — с сожалением припомнил мужчина.
Уже несколько дней он не оставался один ни на минуту, и каждый раз, если собирался сделать что-то из ряда вон выходящее или то, что не одобрил бы его дед (а пьянки и распутные оргии в этот перечень не входили), ему настойчиво напоминали о том, как стоит себя вести. Пару раз он даже оказывался прижатым лицом к полу, когда проявлял излишнюю настойчивость в своих желаниях. Но вот вчера или позавчера вечером, Серж даже и не помнил, когда, собственно это произошло, рядом появилась Алиса, и все стало еще ужаснее. К ее сарказму и поддевкам он был готов и это даже позабавило бы, но постоянные нравоучения, настоятельные просьбы и слезы откровенно бесили. И вот теперь это… Как иначе назвать плачущее, растрепанное и явно неспавшее существо в его гостинной он не знал. Голова разболелась с прежней силой, так что настроение сразу же скатилось к отметке «отвратительно».
— Вытри слезы и сопли — они меня раздражают, — бросил он вместо традиционного «доброе утро». — А вы чего встали?! Думаете я сбегу отсюда или прибью ее сгоряча? Вон вышли! Видеть вас не хочу! — Накричал он на охрану и закрыл двери перед их лицами. Хорошо хоть в квартире у него была условная возможность избавиться от их общества и закрыться в комнате.
У Алисы же его реакция вызвала только новый приступ слез и всхлипов.
— Да какого черта случилось?! Я тебя сейчас реально прибью, если ты не закроешь
Девушку, похоже, его действия немного привели в чувство, потому что уже через минуту она спокойно кивнула, давая охранникам понять, что их можно оставить одних.
— Ну, теперь ты готова хоть что-то членораздельное сказать?! — раздраженно спросил Сережа, наливая себе коньяк в стакан. — Неужто наш распрекрасный родственничек скопытился этой ночью, и мы с тобой снова свободны? Хотя нет, какое «снова»? Скорее уж «наконец-то»! Ну так что, я прав? Пожалуйста, скажи, что я прав! — он присел, и их лица оказались на одном уровне. Алиса заметила в его глазах нездоровый, фанатичный блеск, будто он не шутил, а на самом деле желал смерти своему деду, и от этого стало страшно и неуютно. Она немного отодвинулась, и это движение не укрылось от Сережи.
— Ай-ай-ай, сестричка, что случилось? Брезгуешь? Ну еще бы, вот он я — скатившийся на самое дно, утраченный для общества субъект. Не то что наш мистер Идеал, не так ли? Он бы никогда не стал такого делать или говорить? Он вообще не стал бы жить так, как я, не так ли?! Но у меня для тебя плохая новость — я — не он! И вам всем придется с этим смириться! Или примите это, или катитесь все псу под хвост! Вы достали меня! И он со своими запросами, и ты, со своими нравоучениями, и даже Ника со своей гребанной гордостью! Тронул ее пальцем, видите ли! А нечего было вести себя, как… А, впрочем, неважно. Вы все меня достали — вместе, и каждый по отдельности, так что… — Сережа грохнулся в кресло и закурил, не заботясь даже о том, чтобы открыть окно, а затем совершенно иным тоном произнес: — Кстати, когда деда «попустит» и он снова вернет мне мою свободу? Хотя, если он подключит своих людей и займется поиском Ники, я готов и потерпеть определенные неудобства.
Губы девушки были плотно сжаты, а ноздри раздувались от злости.
— Ника-Ника-Ника! Да что вы все в ней нашли?! Ты заладил как заевшая пластинка: «Верните Нику, люблю Нику», дед рвет и мечет, чтобы ее хоть из-под земли достали, и Алекс… — Закричала Алиса, снова заливаясь слезами.
— Что Алекс? — в глазах Сережи появилась холодная ярость, а стакан пошел трещинами от того, как сильно он его сжал. От былого веселья или истерики не осталось и следа. — Ну же, договаривай, сестричка. Что сделал твой ненаглядный Алекс и при чем тут моя Ника?
В эту минуту Алиса поняла, что любое ее слово может стать решающим для Сережи. Она-то знала о том, что случилось в «Эдеме» и видела, как подействовала на Громова информация о Нике. Она могла бы промолчать или придумать ничего не значащую ложь, чтобы скрыть все от брата и не причинять ему боль. Но, черт возьми, она тоже не железная и ей надоело, что все в семье считают, что Майер едва ли не святая, и только Алекс — идиот, которого и жалеть не стоит. Каждый считал своим долгом поддеть ее и напомнить, что Громов никогда не обращал на нее внимания, да и теперь это вряд ли случиться, учитывая ситуацию. А что если все переиграть и показать, что не ее одну оставили с носом? В конце концов, Сережа тоже остался ни с чем, только вот упорно не хотел это признавать и бодался с правдой как упрямый баран. Что ж, она раскроет ему глаза на это, а там уж, как хочет, так и поступает. Как не крути, а сделать с этим он ничего не сможет — руки будут связаны, а под круглосуточным контролем сделать ничего не получится.