Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)

Альтшулер Борис Львович

1. 12 апреля 1971 г. скончался И.Е.Тамм — создатель Отдела теоретической физики ФИАНа (сейчас Отдел носит имя Тамма). Мне пришлось стать заведующим Отделом, ибо мы переживали нелегкие времена (впрочем, когда они были легкими?), а в Академии наук академику легче защищать интересы сотрудников. В Отделе же, кроме меня, академиком тогда был только А.Д.Сахаров, уже активно занимавшийся политикой и защитой прав, в силу чего в заведующие не годившийся. Правда, хорошим заведующим мог бы оказаться член-корреспондент Е.Л.Фейнберг, но он «подвел» — серьезно заболел, так что стать заведующим мне действительно пришлось по просьбе сотрудников. Помню, как вступая в должность, я делал доклад на Ученом совете ФИАНа и довольно высокопарно (поэтому, вероятно, и запомнил) сказал: "И.Е.Тамм оставил нам в наследство Отдел, и мы, его ученики, не должны пустить это наследство по ветру". Пишу здесь об этом потому, что А.Д. был на Совете и, как я запомнил, сочувственно кивал или даже что-то одобрительно сказал. Пишу и потому, что говорил я на Совете "со значением". Дело в том, что А.Д. тогда развертывал свою правозащитную деятельность, разрасталось и противодействие ей, а я узнал, что А.Д. дал нескольким сотрудникам Отдела подписать какие-то документы, вероятно, протесты. Сам А.Д., трижды Герой и академик, был до какой-то степени (до какой именно — мы теперь знаем) защищен, а рядовым сотрудникам могло прийтись несладко. Защитить их у меня было мало возможностей, я и однажды не Герой, и Отдел в целом мог серьезно пострадать. Так или иначе, я все это четко сказал А.Д. во время специальной беседы. Раз уж он сравнительно недавно (в 1969 г.) вернулся в Отдел, сам участвовал в моем назначении заведующим и ценил возможность научного сотрудничества, то пусть не вовлекает сотрудников Отдела в свою деятельность.

Я добавил, твердо это помню, что сказанное не относится ко мне лично, ибо я все же занимаю более или менее независимое положение и подписывать какие-то протесты ("письма", как их обычно тогда называли) в определенных условиях могу. Кстати, я ряд таких писем действительно подписал, правда, кажется, не по предложению А.Д. Но это сейчас не важно, существенно то, что А.Д. на мою просьбу откликнулся с полным пониманием и сказал: "Волк не охотится в своих владениях". Итак, был заключен «пакт», который А.Д., насколько знаю, строго соблюдал. Думаю, что его обещание, вероятно, продуманное, сыграло весьма положительную роль и для него самого. Поскольку в Отделе никто не пострадал (по крайней мере, в явном виде), то было обеспечено единство, и, когда через несколько лет началась травля А.Д., сотрудники Отдела отказались подписать осуждающее его письмо, составленное в ФИАНе (подписали в Отделе, кажется, лишь два человека, причем одному из них не давали иначе характеристику для защиты диссертации). Уверен и в том, что наша «нейтральность» — неучастие в явном виде в политической деятельности А.Д. позволила нам, когда А.Д. был выслан в Горький, сохранить его в должности сотрудника Отдела и ездить к нему. Но об этом ниже.

2. Сейчас же расскажу о письмах против Сахарова. Первое из них (письмо 40 академиков) появилось в «Правде» от 29 августа 1973 г. Это письмо было относительно умеренным по тону [185] . Меня в это время не было в Москве (был в отпуске) и скорее всего поэтому мне и не предлагали его подписать. Возможно, будь я птицей более высокого полета, то прислали бы телеграмму, на которую мог бы попасться, а то и поставили бы подпись, не спрашивая (почему-то я именно последнего в дальнейшем особенно опасался, хотя в «застойные» времена, в отличие от сталинских, подобное, возможно, уже не случалось). В общем — на этот раз повезло. Это письмо было первым, было началом кампании и можно было не понять обстановку. Во всяком случае, я вижу разницу между подписью под "письмом 40" и под "письмом 71", опубликованном, кажется, в «Известиях» от 25 октября 1975 г. (в «Досье» фигурирует такое заглавие: "Заявление советских ученых", Москва, 25 октября, ТАСС). Тогда, в 1975 г., все было достаточно ясно и подписавшие знали, что они делали, недоразумений здесь быть не могло. Для подписания этого письма меня пригласили к вице-президенту АН СССР академику В.А.Котельникову. Незадолго до этого А.Д.Сахаров получил Нобелевскую премию мира и поэтому, когда меня пригласили зайти, хотя и без объяснения причины, я сразу подумал, что речь идет о письме. Попробовал уклониться, спросив, многих ли приглашают, думал, что начнется с какого-то собрания. Нет, Вас приглашают лично, последовал ответ и я решил, что дело не в письме. Но это оказалось ошибкой, В.А.Котельников беседовал отдельно с каждой из намеченных «жертв» (слово «подписант» здесь, видимо, не подходит, поскольку применялось к подписывающим письма в защиту кого-то). Наш разговор носил довольно мирный характер, В.А. не угрожал, не стращал, а уговаривал. В общем, выполнял поручение без особого энтузиазма, впрочем, это его манера. Я отказался подписывать и нисколько не волновался, ибо заранее твердо решил поступить именно так. В подобных случаях встает, конечно, вопрос: какую цену человек готов заплатить (я имею в виду людей, подписывающих гнусности не по велению сердца, а из трусости ит.п.). Опыта у меня здесь особого нет, в тюрьме не сидел. Думаю, что при физическом воздействии я подписал бы подобное письмо, это же цветочки по сравнению с тем, что люди подписывали в сталинские времена. Но избиение или арест в данном случае явно не грозили, и почему столько людей подписывали — остается для меня загадкой. Кстати, никаких особенных репрессий в связи с отказом подписывать не последовало. Я и так был на плохом счету. Возможно, еще больше возросли трудности при поездках за границу и, кроме того, обошли с орденом, причем сделано это было иезуитским образом. Здесь, однако, представляется неуместным останавливаться на подобных вопросах. Позволю себе лишь заметить, что такое «наказание» совсем меня не трогало, и я этому рад. А вот в 1945 г. не дали мне «полагавшегося» ордена "Знак Почета" и я огорчался, видимо, по молодости, по глупости.

185

B «Досье» [3] это письмо отсутствует, как мне сказали, по недосмотру(?). Письмо помещено в качестве одного из приложений к «Воспоминаниям» А.Д.Сахарова.

3. Во втоpой части настоящей статьи я уже писал, что высланный в Горький А.Д. остался сотрудником Отдела, а мы к нему ездили. Несомненно, такое решение, а о нем мне пришлось похлопотать, не было вызвано заботой о Сахарове и тем более каким-то вниманием к ФИАНу или нашему Отделу. Просто это было самым выгодным с точки зрения властей решением в сложившейся ситуации.

Мы ездили совершенно добровольно, но с разрешения дирекции ФИАНа (а фактически и других инстанций). Однако после тpех визитов в Горький, я получил от А.Д. такое письмо:

Глубокоуважаемый Виталий Лазаревич!

Поездки моих коллег, сотрудников ФИАНа, дающие мне возможность обсудить при личном общении животрепещущие научные вопросы, не отрываться от научной жизни Теоротдела — всегда ценны и радостны для меня. Мне был бы, в частности, очень важен и приятен приезд Ефима Самойловича Фрадкина и Андрея Дмитриевича Линде, о которых Вы пишете. Но сейчас я вынужден просить Вас воздержаться от их командирования. Первая причина-неясность с разрешением на поездку в Горький В.Я.Файнберга и Д.А.Киржница (в особенности важную в силу близости их научных интересов к моим). Для поездок выделены только 4 сотрудника ФИАНа, что вообще выглядит более чем странным. Принципиально недопустимо, чтобы в решении такого вопроса принимали участие какие-либо «инстанции», вообще кто-либо, кроме непосредственно заинтересованных лиц. Я считаю совершенно незаконным объявленный мне 22 января 1980 г. «режим». Но даже этот режим запрещает контакты со мной только для иностранцев и для "преступных элементов". Я никак не могу согласиться с тем, что В.Я.Файнберг и Д.А.Киржниц и остальные (кроме четырех) сотрудники ФИАНа являются "преступными элементами" и я уверен, что и Вы также разделяете это мнение.

Вторая причина — в следующем. 12 августа я послал письмо в Президиум Академии наук Е.П.Велихову с просьбой содействовать в получении разрешения на выезд из СССР невесты нашего сына Е.К.Алексеевой. В письме я объясняю, почему этот вопрос приобрел для меня такое важное значение, а также рассказываю, как в это дело была вовлечена партийная организация ФИАНа. Ответа из Президиума Академии я до сих пор (14.IX) не получил. Фактически Алексеева оказалась в положении заложника, чего я никак не могу допустить.

Поэтому я вынужден, пока Алексеева не будет выпущена из СССР и пока с сотрудников Теоротдела, кроме четырех, не будет снят запрет на поездки, воздерживаться от каких-либо контактов с советскими научными учреждениями, в частности, с Академией наук и с ФИАНом.

14/IX-198 °C уважением А.Сахаров

P.S. Нетривиальность моего положения возможно вынудит меня опубликовать это письмо.

На это я ответил так:

Глубокоуважаемый Андрей Дмитриевич!

19 сентября пришла Ваша телеграмма с просьбой отменить поездку в Горький Е.С.Фрадкина и А.Д.Линде (они собирались выехать 21, чтобы обсуждать с Вами научные вопросы 22 сентября). Поездка, конечно, была отменена. Вчера, 22 сентября пришло и Ваше письмо от 14 сентября, являющееся ответом на мое письмо от 1 сентября.

Cамо собой разумеется, даже независимо от Ваших мотивов, что сотрудники Отдела не могут приезжать в Горький вопреки Вашему желанию. Мне хочется, вместе с тем, сделать в настоящем письме несколько замечаний.

Мы (я имею в виду помимо себя также ряд других старших сотрудников Отдела, участвующих в обсуждении всех важных для Отдела вопросов) всегда высоко ценили и ценим Ваше участие в работе Отдела и, естественно, стремились содействовать Вашей научной работе. Поэтому, когда Вы были

высланы, мы посчитали, что должны помочь Вам в этом отношении и в Горьком, где интересующими Вас вопросами физики и космологии, насколько известно, никто (или практически никто) не занимается. Так и возник план, согласно которому Вы останетесь сотрудником ФИАНа, а сотрудники нашего Отдела будут время от времени приезжать в Горький. Кроме того, мы хотели помочь в отношении литературы и публикации Ваших работ. Руководство Президиума АН СССР согласилось с таким планом. Дальнейшее, после того как я разбудил Вас 11 апреля, позвонив в Вашу квартиру в Горьком, Вам известно.

Хотя, как ясно из изложенного, мы ездили и собирались ездить в Горький не по указанию с чьей-либо стороны, но, естественно, делали это с разрешения. Иначе и быть не может, когда речь идет о командировках сотрудников ФИАНа СССР, как, впрочем, и сотрудников любого другого учреждения. В этой связи мы должны согласовывать с дирекцией список едущих, что также относится к любым командировкам, хотя обычно это и носит формальный характер. Но Ваш случай, конечно, не назовешь обычным.

У Вас уже были сотрудники Теоротдела В.Л.Гинзбург, О.К.Калашников (два раза), В.Я.Файнберг, А.Д.Линде и Е.Л.Фейнберг. Сейчас собирались поехать Е.С.Фрадкин и А.Д.Линде. Не предвижу я и каких-либо трудностей в отношении поездки Д.А.Киржница. Мы просто не предлагали его командировку, поскольку план был составлен (о чем нас просила дирекция) лишь на несколько поездок. В настоящее время я не вижу принципиальных препятствий и для поездок к Вам каких-то других сотрудников Отдела. Вместе с тем, я не могу гарантировать, что дирекция согласится послать любого сотрудника. Но называть это «запретом» вряд ли были бы основания.

Коротко говоря, я считаю, что Ваш отказ от научных контактов с Отделом в связи с вопросом о том, кто к Вам приезжает, является, по-видимому, плодом недоразумения.

Что же касается вопроса о Е.К.Алексеевой, то он находится всецело вне моей компетенции и даже моего поля зрения (так, только из Вашего письма я узнал, что какую-то роль здесь, как Вы пишете, играла парторганизация ФИАНа).

Закончить я хочу тем, ради чего, собственно, и написано настоящее письмо. Если Вы захотите в будущем, чтобы сотрудники Отдела приехали к Вам или оказали какую-либо иную помощь в научной работе, сообщите нам об этом. Мы постараемся тогда сделать то, что сможем.

23 сентября 1980 г.

С уважением В. Л.Гинзбург

В этом письме уже был некоторый подтекст. Дело в том, что А.Д. не слишком аккуратно высказывался о наших поездках. В статье А.Д. "Тревожное время" от 4 мая 1980 г. (где она была опубликована, не помню, но то ли мы ее видели, то ли слышали по радио) имеется такая фраза: "органы КГБ разрешили моим сотрудникам из ФИАНа навестить меня (даже порекомендовали)". Это «порекомендовали» мне весьма не понравилось, поэтому я и постарался в вышеприведенном письме от 23 сентября пояснить, что мы ездим не по рекомендациям или указаниям. К сожалению, А.Д. не обратил на мое письмо никакого внимания. В "Открытом письме Президенту Академии наук СССР А.П.Александрову", датированном 20 октября 1980 г., А.Д. уже почти что называет нас посланцами КГБ. Это письмо только что у нас опубликовано [5], так что все могут его прочесть. Поэтому ограничусь лишь одной цитатой. А.Д. о наших визитах пишет, что "совершенно недопустима полная зависимость их от контроля КГБ, выбирающего нужные ему моменты приезда ко мне ученых и состав участников". Далее следует ссылка на помещенное выше письмо А.Д. ко мне от 14 сентября (в упомянутой выше публикации [5] указано 15 сентября, но это описка — оригинал письма находится у меня). Я знал о письме А.П.Александрову от слушавших его по радио, но только 4 декабря 1980 г. получил возможность прочесть и сам текст. В тот же день я написал А.Д. довольно длинное письмо, являющееся, по сути дела, протестом против его неаккуратности. Первая поездка к нему (11 апреля 1980) еще могла к чему-то приурочиваться, ибо мы довольно долго добивались разрешения поехать, но только 9 апреля мне позвонили из Президиума и сообщили, что можно ехать. Но даты и состав участников последующих двух визитов определяли мы сами, ни о каких рекомендациях здесь не было речи.

В письме А.П.Александрову имеется место, где А.Д. упоминает о телеграмме, полученной им от Е.П.Велихова 14 октября 1980 г., и расценивает ее как "уловку КГБ". В этой связи в моем письме говорится:

"12 октября, сразу же по возвращении из командировки, я узнал от Е.Л.Фейнберга, что Е.П.Велихов Вам не ответил и это Вас беспокоит ит.п. 13-го я был у Е.П.Велихова и он мне сказал, что не отвечает Вам, ибо сам еще не получил ответа на какой-то запрос. На это я сказал, что сам принадлежу к числу людей, отвечающих на письма и беспокоящихся, когда мне не отвечают. Поэтому я понимаю, как неприятно не иметь ответа и посоветовал Е.П. ответить Вам немедленно, что он и сделал. А Вы вот пишете, что "эта телеграмма не более как уловка КГБ с целью оттяжки времени". Правда, в этом случае Вы начинаете фразу со слов "У меня создалось впечатление, что…". К сожалению, когда речь идет о Ваших коллегах по ФИАНу, некоторых из которых Вы знаете десятки лет, Вы не делаете оговорок.

Впрочем, я не собираюсь заниматься ни демагогией, ни становиться в позу оскорбленной невинности. Я не верю, сейчас по крайней мере, что Вы действительно подозреваете меня, Е.Л. или кого-то еще из нас в неблаговидном сотрудничестве. Да и жизнь сложна, Вы в известной мере изолированы, и можно понять появление различных подозрений. Но Вы же, ничего не проверив, сообщаете о своих подозрениях миллионам людей, да еще как нечто известное и несомненное.

Я придаю огромное значение правам человека, отстаиванию этих прав. Достаточно я на своем веку насмотрелся на их нарушение (напомню Вам хотя бы, что моя жена в том же Горьком находилась в фактической ссылке целых 8 лет). Но одно из основных прав человека- это презумпция невиновности. Вы же, не имея на это ни малейших оснований, только на основе логической возможности, пишете: "органы КГБ разрешили моим сослуживцам (даже порекомендовали)" и т. п. Даже если Вы сами не считаете, что мы имели какие-то поручения от «органов» (я все же на это надеюсь), то как же не подумать о читателях, особенно за границей. Они же поймут это буквально. Между тем, совершенно очевидна огромная и принципиальная разница (по крайней мере, когда речь идет о моральной стороне дела) между действиями с разрешения КГБ (к тому же в данном случае, косвенного разрешения, ибо мы имели дело только с Президиумом и ФИАНом) и действиями по рекомендации или указанию КГБ. Напрашивается такая аналогия. Родственники или друзья передают заключенному передачу вполне законным путем, т. е. с разрешения тюремных властей. И совсем другое дело, когда сами власти направляют к Вам провокатора (наседку) с какой-то передачей ит.п.".

Письмо заканчивается так:

"Добиваясь разрешения ездить к Вам и, вообще, помочь Вам вести научную работу, мы не стремились заработать какой-то капитал. Напротив, мы не ожидали и не ожидаем для себя в этой связи ничего кроме неприятностей. Но вот чего я действительно не ожидал, так это того, что эти неприятности могут исходить лично от Вас. Мне трудно поверить в то, что Вы сознательно пишете столь двусмысленно. Я верю, что это просто неосторожность, могущая, к сожалению, дорого обойтись людям. Собственно поэтому я и решил написать, хотя и не знаю, пригодятся ли когда-либо Вам мои пояснения".

Письмо это не было отправлено, меня отговорили, и я рад этому — А.Д. и так было плохо, не следовало его дополнительно огорчать, но обида еще долго жила в моем сердце. Да и сейчас мне неприятно было увидеть письмо А.П.Александрову в «Огоньке», причем, без всяких комментариев.

Не буду здесь приводить дальнейшую переписку. Отмечу лишь, что следующее письмо А.Д. датировано 29 марта 1982 г., после отъезда Е.Алексеевой, и начинается так:

"Дорогие Виталий Лазаревич и Евгений Львович! В связи с тем, что отпала главная причина, заставившая меня отказаться от приездов в Горький сотрудников ФИАНа, прошу о возобновлении таких поездок в ближайшее время…".

Разумеется, поездки возобновились и продолжались (с перерывами) до 1986 г. включительно. Всего у Сахарова побывало, причем совершенно добровольно, 17 сотрудников Отдела, некоторые из них ездили по многу раз [186] .

4. Теперь перейду к самому неприятному, связанному с голодовкой Сахарова в 1985 г. Как я уже упоминал, мне казалось и кажется неуместным сейчас обсуждать этот вопрос, но приходится после опубликования статьи Е.Г.Боннэр [4].

186

Список поездок см. Приложение IV. Горьковская папка. (Прим. ред.)