Он, она и три кота
Шрифт:
— Дураки…
— Савелий! — я говорила с чувством, с толком, с расстановкой, как отчитывают расшалившегося ребёнка. — Не надо устраивать из чужой свадьбы цирк, даже если ты злишься на невесту. В моей юности была песня: свадьба в жизни только раз. Может, да, а, может, три, но это не про нас. Даже если ты желаешь им несчастья, они могут стать счастливыми тебе назло. Иди. Молча послушай их клятву в верности. Закрой глаза, когда они будут целоваться. Подари букет и уйди в новую жизнь. Ты меня понял?
Он кивнул. И снова спросил:
— Так вы пойдёте со мной, Надежда?
Таким голосом делают предложение руки
Глава 3.3 "По кошачьему прогнозу — ненастье"
На свадьбе, и эта не стала исключением, лишними бывают только две вещи: бывший ухажер и букет невесты. Если от первого избавляются заранее, то с букетом тянут до самого конца церемонии. А потом медлят, чтобы у всех подружек в зобу дыханье сперло! Свой я когда-то передала свидетельнице из рук в руки, потому что иных незамужних дам среди наших немногочисленных гостей не было.
Тут же собрался цветник — такой расфуфыренный, что я побоялась бы окунать в него новоиспеченного мужа. Впрочем, муж по многим статьям, кроме денежной, проигрывал бывшему, у которого целлофан на розах пошел водяными разводами. Я сама чувствовала неприятное покалывание в районе сердца и искала ему оправдание в нервах из-за проклятой туалетной бумаги. Ну, или одежда надиктовала мне такое неприятное состояние.
Я была одета как на собеседование: возвращалась от приятельницы в новой блузке, пусть и в старой темной юбке по колено. Милена продавала в своём элитном бутике бисерные украшения, которые делали наши подопечные пенсионерки. Хозяйка сумела привить клиентам любовь к ручному труду без кричащих брендов, а мне она возвратила любовь к шелковым блузкам, от которых я избавилась, как только покончила с секретарской работой. Сейчас я пыталась представить себя участницей деловой встречи, когда всем надо улыбаться, хотя поначалу мне хотелось заржать в голос, но я сумела выдержать роль «девушки» до самого конца.
Чувствовать себя не в своей тарелке я умела… с пятнадцати лет. Именно тем летом я познакомилась с Лешкой Супрядкиным, работая рекламным агентом — нет, нет, нас красиво называли менеджерами по рекламе. Фамилия у парня была смешная-смешная, но сам он выглядел предельно по-деловому: костюм, рубашка, галстук… Лешка к последнему классу школы решил, что бизнес — его будущее, и бегая со мной по бизнес-центрам в поисках рекламодателей, набирался жизненного опыта. У него в шестнадцать был идеальный — и я не утрирую — английский и эрудиция на уровне знатока из «Что? Где? Когда», да и говорить он умел голосом Ворошилова. И ему хватало буквально минуты, чтобы расположить к себе клиента: удержать внимание пятидесятилетних мужиков старшекласснику было раз плюнуть. А я носила для него папочку, выдавала рекламные проспекты и писала текстовки.
Мы сработались за неделю, но приговор Лешка подписал мне уже на третий день, когда пришлось в ливень добираться от метро через стройку к новому бизнес-центру. Дул жуткий летний ветер, я жалела, что не надела зимний пуховик, поэтому Лешке пришлось спрятать папку с документами под свой плащ. И вот, когда он в очередной раз протянул мне руку, чтобы я всухую перепрыгнула через лужу, злополучная папка выскользнула, и я, ловя ее, наступила туфлей прямо в середину лужи, провалившись почти по самое колено.
Пришлось искать подворотню.
— Не ставь ногу в туфлю. Я мигом.
И я смотрела все тем же взглядом уже в худую, но не по-мальчишески, а по-мужски спину, когда Лешка взлетал через ступеньку к чужим почтовым ящикам, чтобы вытащить чужую рекламу: газетная бумага прекрасно подсушила мокрые туфли. Лешка даже сделал из дешевых рекламных проспектов натяжных потолков и евроремонта очень дорогие сейчас для меня стельки, и я могла идти дальше, не боясь простудиться. Ну, у меня был теперь крохотный шанс остаться здоровой. Но завтра я приду на работу даже с соплями до земли! Ради него!
— Знаешь, Гладышева, а из тебя получится неплохая секретарша. Улыбаться умеешь, молчать тоже и — что самое важное — документы ловить…
И вот тогда я огрела его схваченной с батареи папкой. Лешка присел — не от боли, конечно, а от неожиданности, но… Только расхохотался, а мне, дурочке, на секунду показалось, что вот он момент — для первого поцелуя.
Я бы даже обняла его за шею и не стала строить из себя недотрогу. Но вместо поцелуя вышла драка — я еще раза три съездила Лешке папкой по голове, пока он не перестал ржать.
Как там у поэтессы: сама не знаю, победила ль, побеждена ль… У меня в дополнение к ногам, промокли еще и подмышки. «Рексона» выдерживает только телевизионную сдачу на права, а на права равноправного партнера по летней работе от молодежной биржи труда пресловутый антиперспирант сдать не смог.
Сейчас я тоже чувствовала влагу там, где не нужно, и проклинала белую блузку: взрослая тетка, черт тебя дери… Ну чего ты нервничаешь — это же приятно, когда тебя считают девушкой того, кто годится тебе в сыновья. Может, я сейчас выгляжу совсем неплохо: спала же всю ночь и все утро, пока Барсик с Люцием развлекались в туалете…
— Ой…
Я даже не поняла, как поймала букет. Так же неожиданно, как и выпавшую из плаща папку. Секретарский талант не пропьешь! Теперь бы кто б меня чем-нибудь по башке огрел, чтобы я ржать перестала… Надо же было сесть в лужу в тот редкий день, когда в Питере не было дождя, даже по прогнозу. Это коты спрогнозировали ненастье. Эй, хвостатые мужики, вы это там… так не шутите…
Глава 4.1 "Диванное происшествие"
Коты обживали купленный Оливкой диван, а я привыкала к мысли о том, что на моей личной жизни поставлен крест. Жирный. Ну, а чего я хотела? Дети как раз-таки и выступают этими самыми необратимыми последствиями бурной личной жизни.