Он пресытил меня горечью, или Так тоже можно жить

Маркина Татьяна

— Жестоко было с двумя копейками.

— А, по-моему, очень даже весело.

— Максим, ты теперь будешь деньги искать?

— Ты что, с ума сошла? — испугался Максим. — Какие деньги?

— Сухому, две тысячи.

— Во-первых, уже две с половиной, а во-вторых — я же назвал его цену.

— Я так поняла, платить ты ему не собираешься.

— Нет, конечно.

— Значит, через месяц мне его ждать?

— Не принимай это всерьез, малыш. Он больной, они все с зоны приходят ненормальные.

Я его так отделал, он к тебе за версту подойти побоится, — самодовольно хохотнул Максим.

— Максим, а что значит не при делах? — решила сбить его самодовольство Татьяна.

— Татьяна, давай, я не буду тебе отвечать. Очень не хочется портить такое хорошее настроение.

Таня громко запела:

«А ты — не летчик, а я была так рада,

Любить героя из лётного отряда!»

Они уже подходили к подъезду ее дома.

— Тише, — зашипел на нее Максим, — соседей перебудишь.

— С каких пор ты стал думать о других? — поинтересовалась Татьяна.

— Эх, зря я тебе налил водки, — покачал головой Максим, — ты от нее дуреешь.

Она обиделась и спросила:

— Максим, а Сухой сказал, что ты их кинул, это как?

Она думала, что он опять отшутится, но Максим начал рассказывать:

— Сначала шалили по мелочам, а потом решили одно дельце покрупней провернуть, — какое я тебе говорить не буду: меньше знаешь — крепче спишь. Сухой всем пытался доказать, что он — главный, он и, правда, был старше всех нас на два года. Нас четверо было. Деньги он делил по-честному, — мне, как менее всех нуждающемуся — меньше всех.

— Так в тебе говорит обида, что тебя обсчитали, — съехидничала Таня.

— Нет, тогда я, действительно, считал, что это справедливо, пока не понял, что сидеть будем-то одинаково. Но в то время мне был интересен сам процесс. Так вот, я начал разрабатывать план для нового дела, Сухой воспринял это как покушение на свое лидерство, торопил, хотел сделать наскоком. Я сказал, что нахрапом ничего делать не буду, пока не проверю, что на дело можно идти, мы тогда чуть не подрались, я плюнул и ушел, а они в тот же вечер попались. На следствии вылезло еще дело, их объединили в одно, я прошел свидетелем — папа немного помог.

Они уже были дома.

— Плохо, — сказала Таня.

— Что плохо? — переспросил Максим.

— Ты вынес еще один урок безнаказанности. Ты же со школы уверен, что тебе все позволено.

— Раньше, гораздо раньше, — он обнял ее за талию, приподнял над полом и закружил. — Такая умница, а не поняла — уже в детском саду я знал, что бы я ни сделал, воспитатели меня не накажут.

— Отпусти меня, — приказала Таня.

— Нет.

Максим продолжал кружиться по комнате. Было головокружительно страшно.

— Мы же упадем. Поставь меня на пол!

Максим

прижал ее к себе еще крепче.

— Я тебе не воспитательница, я накажу тебя за это, как только ты отпустишь меня, — пригрозила Таня.

— Тогда точно не отпущу, — сказал Максим и покачнулся.

С трудом удержав равновесие, он остановился и поставил ее на пол, не выпуская из рук.

— Ну и какое будет наказание? Я заранее дрожу.

— Наказание телесное, — Таня схватила со стола самую толстую книгу — «Словарь иностранных слов» — и замахнулась.

— Не бейте меня, тетенька, только не по голове, это мое слабое место, — жалобно заскулил Максим, прикрывая голову руками.

Таня засмеялась:

— Не бойся, пустой голове это не повредит.

— Нет, чесслово, у меня очень редкое заболевание, меня нельзя бить по голове.

— Это заболевание называется «воспаление хитрости». Кстати, тебя сегодня уже били, — Таня показала на ссадины, — и, ничего, жив еще.

— Так то по лицу, а по темечку нельзя, я могу умереть, у меня «родничок» не зарос.

Таня снова замахнулась книгой:

— Не пытайся меня разжалобить.

Она хлопнула его по голове книгой.

— Я же тебя просил, — выдохнул упрек Макс, закрыл глаза и упал на пол, не картинно, как в театре падают актеры, а с громким стуком рухнул у ее ног, как мешок с картошкой.

— Очень правдоподобно, — сказала Таня и пошла в ванную.

Она довольно долго пробыла там, смывая макияж и расчесывая волосы. Когда она вышла, Максим лежал в той же позе.

— Можешь вставать, спектакль окончен, — произнесла она, но Максим не пошевелился.

Тогда она стала переодеваться, следя за Максимом, рассчитывая поймать его, если он будет подглядывать за ней. Но его ресницы ни разу не дрогнули. Завязав на халате пояс, она подошла к Максиму и потыкала его в бок босой ногой:

— Хватит притворяться.

Тело было тяжелым и неподатливым.

— Ну, как хочешь.

Она обулась и ушла на кухню, поставила греться чайник. Вернувшись в комнату, она опять ткнула Макса в бок, уже ногой в тапке. Он не пошевелился, тогда Таня присела на корточки и сказала:

— Кончай прикидываться.

Максим продолжал молчать, происходящее начинало ее злить. Устав сидеть на корточках, она встала на колени и, склонившись над ним, стала трясти его за плечо:

— Максим, перестань.

Максим поднял руки и соединил их у нее за спиной. Не открывая глаз, он засмеялся:

— Что, поверила?

— Ничего подобного, просто ты мне мешал пройти к столу.

Он открыл полные укоризны глаза:

— Малыш, как ты могла? Я от тебя такого не ожидал. Как ты могла пинать совершенно беспомощного человека?