Он такой один
Шрифт:
— Да. Сейчас. Я тебя двадцать лет ждала, папа. Я заслужила.
По его лицу пробежало легкое удивление вкупе с едва заметной усмешкой.
— Заслужила? Ладно, давай здесь.
Он вернулся в комнату, из которой почти незаметно исчезли помощники. Мы остались вдвоем. Впервые в жизни я оказалась один на один с папой.
Неторопливо подойдя к столу, он уселся на кресло, я же осталась стоять рядом.
— Хочешь знать, что происходит? Пожалуйста. Когда-то у меня был друг, после его смерти я заботился о его сыне, своем крестнике. Все, что Илья смог
Слова папы жгли мою кожу, мне как будто клеймо поставили. С трудом удерживала себя, чтобы не закричать — это ложь! Илья… он…
— Ты его совсем не знаешь, Алена. Но да, парень он небездарный, хотя и неблагодарный. Пытался тут со своим дружком вымогательством заниматься. Поняла, о ком я?
— Дамир?
Папа удовлетворенно кивнул, тонкие губы искривились в презрительной усмешке. Я дернулась от мысли, что вижу саму себя через много-много лет, так мы с папой внешне похожи. Раньше я гордилась нашим поразительным сходством, а сейчас мне стало страшно.
— Он самый. Дамир Бакиев. С его отцом у меня были кое-какие дела, очень давно. И вот парень решил, что я ему что-то должен теперь. Илья меня разочаровал, Алена, но я дал ему шанс исправиться. И он им воспользовался.
— Воспользовался?! Илья у тебя что-то вымогал? Это неправда! Он говорил, что у него какая-то сделка, с человеком…
Я запнулась и испуганно закусила губу. Память услужливо подсовывала обрывки разговоров с Архом. Про человека, в котором он давно разочаровался, но тот все равно пробил дно, про справедливость, которую он должен восстановить. Про Дамира, которого достает плохой человек и про то, что скоро все закончится и он мне все расскажет.
— Значит, это ты, да?
Папа вскинул голову и властно спросил:
— Что он про меня говорил?
— Ничего! Про тебя — ничего! Только то, что… поможет восстановить справедливость! Что ты сделал, папа?
Я себя не узнавала — никогда я не задавала столько вопросом отцу, да и не общались мы так долго. А сейчас как плотину прорвало!
— Какая ты стала смелая и требовательная! Раньше два слова не могла связать в моей присутствии, я вообще долго думал, что у тебя задержка развития.
Меня на удивление не задели его слова. И я повторила вопрос. Но папа снова отмахнулся.
— Это уже не важно. Что было, то было. Но я хочу, чтобы ты зарубила себе на носу, Алена. Такой, какая ты сейчас тебя создал я. Руками Ильи, разумеется. Вся его помощь, поддержка, твой выигрыш в игре — это потому что я так велел. Я понятно сказал?!
Спать со мной ты ему тоже велел?!
— Не верю. Не может быть… все… все не так!
Я отказывалась верить, потому что иначе тут же бы сошла с ума. Илья, мой Илья не мог так со мной поступить! Папа мог, а Илья… теперь все его недомолвки, задумчивые взгляды приобретали новый смысл. Но неужели он не мог мне сказать? Почему сейчас ушел? Почему не забрал с собой?!
— Если веришь в него, значит, ты еще глупее, чем я думал о тебе…
— А ты разве обо мне
Мое возмущение папой перекрыло даже злость на Архангельского!
Отец поморщился.
— Давай без истерик. Понимаю, ты расстроена, но это пройдет. Сегодня же вечером увидишь свою сестру, думай лучше об этом. Через неделю начнешь работать у меня, учебу продолжишь в Париже. Тебе будет сложно, но если не хочешь меня разочаровать…
Я бесцеремонно оборвала отца, думая совсем о другом. Даже его слова о Жюли не остановили меня.
— Вас было четверо друзей, верно? Четверо! Дина Князева говорила про своего отца и отца Ильи, оказывается ты тоже… и Бакиев?!
— Это уже не имеет никакого значения. Но как же ты изменилась, Алена…
— Вы потом поссорились из-за чего-то? Чего? Поэтому Илья от тебя чего-то хотел…
— Ты меня поражаешь! Еще думаешь об Архангельском? Илья получил, что хотел. Это его максимум. А вот у тебя шансов больше.
Мы говорили с ним на разных языках. Ничего не изменилось. Он всегда видел меня насквозь, так я думала, всерьез считала, что он умеет читать мои мысли, знает, что я чувствую. Что я просто не достойна его. Потому что он — великий, а я… Но сейчас я явственно понимала, что никакой эмпатии между нами нет и быть не может.
— Мне не нужны шансы! Мне нужна правда! Илья не такой…
— Илья от тебя отказался. Ты ему не нужна и не была никогда нужна. Но раз ты настаиваешь, да это уже и не тайна. Мы представили новый двигатель, он будет называться Bakkiev. Еще мальчики получили от меня немного акций Томсона. Поверь, для них это была отличная сделка…
— Я слышала, что папа Дамира был изобретателем, в ракетостроении и со своим другом они совершили настоящий прорыв. Так ты — этот друг?
— Хватит! Ты забываешься, Алена! Я рассказал достаточно. А теперь поехали!
Он встал с кресла, злой и очень раздосадованный. Как будто и правда сказал больше, чем нужно ему было, а я чувствовала себя неудовлетворенной. И совсем не верила, что папа все это сделал лишь для того, чтобы Илья меня «вывел в люди».
— Ты даже не спросил, хочу ли я уехать. У меня здесь жизнь!
Папа подошел ко мне вплотную, он был намного выше меня, так мне пришлось смотреть на него сверху вниз. Казалось, что его недовольство сейчас меня раздавит.
— Хочешь? Как ты заговорила. А как же сестра, которую ты якобы любишь?
Я дернулась как от пощечины.
— Люблю Жюли, очень. И тебя тоже… очень люблю, пап.
На глазах появились слезы, я не выдержала напряжения. Я так мечтала ему сказать об этом, но сейчас мне очень больно. Никакого облегчения эти слова мне не принесли.
— Если это так, то чего тебе еще надо?
— Мне нужно было только, чтобы ты меня любил! Чтобы ты был рядом! Зачем вот это все, а? Зачем эта речь с трибуны, объятия на камеры, что ты гордишься мной?! А если б я осталась в своем старом универе и не отсвечивала, ты бы обо мне не вспомнил? И что значит, ты выиграл Универсум? Это я его выиграла!