Он убил меня под Луанг-Прабангом. Ненаписанные романы
Шрифт:
«Все, – сказал он, – хватит. Надо уметь вовремя выскочить из тележки».
Он прошел летную переподготовку, застраховал себя на сто тысяч и поехал во Вьетнам. Но из тележки он уже полтора года никак не мог выскочить: то ли он привык жить, то ли боялся смерти.
Эд взял салфетку, разгладил ее и написал прошение о разводе, у него был мягкий японский фломастер, он не рвал тонкую бумагу.
Сара прочитала написанное и улыбнулась:
– Подумают, что на пипифаксе.
– Тебя отвезти?
– Куда?
– Ты где остановилась?
– В твоем доме мне места не найдется на эту
– Зачем?
– Тогда не надо меня отвозить. Не надо, милый. Я побуду здесь.
– Как ты доберешься потом?
Она постаралась улыбнуться:
– Как-нибудь. Не беспокойся, Эд.
– Прощай, Сара.
– Можно проще, милый. Ты всегда любил театральность. Можно ведь проще: до свиданья. Нет?
– В общем – да.
– Ты придешь меня проводить?
– Когда ты улетаешь?
– Часть наших улетает сегодня ночью…
– Ты с ними?
– Наверное – да.
– Аэродром ты найдешь?
– Найду. Только мне надо еще будет заехать в отель.
– Оставить тебе машину?
– Не надо, милый. Иди. Тебе надо отдохнуть, ты плохо выглядишь. Спокойной тебе ночи. Я доберусь сама, это близко.
Он поднялся и пошел к двери. Больше всего на свете он хотел уйти от нее к той мечте, которой не было. И больше всего он страшился того, что когда-нибудь действительно сможет от нее уйти.
Сара проводила его глазами и написала на той салфетке, где было его прошение о разводе: «Он убил меня под Луанг-Прабангом».
01.26
Эд медленно ехал по темным улицам: отель, в котором он жил, был расположен в пригороде, здесь ложились спать рано, с появлением луны. Опавшие листья шершаво гонялись друг за другом по асфальту. Эд свернул в переулок, слабо освещенный фонарями. Он увидел, как по тротуару старик бегал за собакой. Пес был маленький, дворовый. Он отбегал от старика метров на десять и останавливался. Подпускал старика на шаг и снова отбегал. Эд притормозил, потому что пес выбежал на дорогу и, ослепленный светом фар, остановился, потом завилял маленьким обрубленным хвостом. Старик упал на пса, задыхаясь. Эд близко увидел его потное лицо с пергаментными висками. Он лежал, тяжело дыша, виновато улыбаясь Эду. Поднявшись на колени, он достал из кармана веревку, обвязал пса за шею и, резко дернув, взбросил себе на спину. Пес завизжал, вытягивая лапы.
– Он задохнется, – крикнул Эд. – Ты задушишь собаку.
Старик, утерев с лица пот, ответил:
– Я и хочу его задушить – я несу его в ресторан.
Эд выскочил из машины и сказал:
– Пусти веревку!
– Это моя собака, – заплакал старик, – я ловил ее весь вечер!
Эд вырвал у него из рук веревку, освободил пса и опустил его на землю. Пес, по-прежнему скуля, понесся по тротуару.
– Зачем вы взяли мою собаку? – тихо плакал старик. – Мне бы уплатили за нее. Я же ловил эту собаку весь вечер.
– Сколько тебе платят за собаку?
– Доллар.
Эд поискал в карманах мелочь и высыпал деньги в костлявые ладони старика. Тот поцеловал руку Эда.
– Я их тоже жалею, но у меня пять детей… Их же надо кормить…
– Ты их душишь?
– Да.
– Веревкой?
– Да,
– Они очень воют?
– Очень. Я сначала не мог слышать, как они воют.
– А теперь привык?
– К этому быстро привыкаешь, – засмеялся старик, – особенно когда потом платят деньги. Потом даже делается интересно смотреть, как они извиваются и высовывают синий язык.
Эд заглянул в черные добрые глаза старика. В них искорками метался безумный смех. Эд с трудом подавил в себе желание ударить старика кулаком в переносье, так чтобы он упал на асфальт и разбил себе череп, а потом – бежать по тихой улице и орать что есть силы.
Он впрыгнул в машину, и «джип» рванулся с места, стремительно набирая скорость. Эд гнал по левой стороне и отчаянно сигналил.
Возле своего отеля он резко нажал на тормоза и сидел минуту не двигаясь, сильно зажмурив глаза. Потом устало вылез из машины и медленно пошел к себе. Он хотел принять душ, но в ванной – она была на два номера – заперся его сосед Тэдди Файн, журналист из Балтимора. Он всегда забирался в ванную комнату на час, не меньше.
– Ты скоро? – спросил Эд.
– Нет. А что?
– Ничего. Просто так.
– Хорошо слетал?
– Плохо.
– Когда возьмешь меня с собой?
– Скоро, – ответил Эд и повалился на кровать. Включил лампочку-ночничок и, взяв на ощупь одну из книг, валявшихся на полу, быстро пролистал ее. «Пулэм. Эсквайр».
«Поддавок, а не книга, – подумал он. – Нельзя делать героя глупее писателя».
Эд бросил книгу на пол, потянулся и зевнул.
«Не проспать бы. Я обещал вылететь к утру за той машиной. А зачем она мне? – вдруг спросил он себя, открыв глаза. – На черта мне сдалась та машина? Я похож на этого старика: он вешает собак, а я охочусь за машинами. Мне просто хочется быть сильнее тех, кто в машине. Мне приятно чувствовать их ужас, когда они станут метаться по голой равнине. Унизив страхом тех, кто внизу, я сам себе покажусь сильным. Разве нет, Стюарт?»
Ему вдруг захотелось, чтобы кто-нибудь пожалел его. Это желание пришло внезапно, и он почувствовал себя маленьким и беззащитным, вконец запутавшимся – как в детстве, когда самым страшным грехом было принести к Рождеству плохие отметки.
«Заплакать бы, – подумал он. – Легко женщинам, им стоит только открыть шлюзы – сразу польются слезы».
Он стянул с себя куртку и сбросил ботинки на черный паркетный пол. Натянул на голову подушку и шепнул:
– Спокойной ночи, родной…
Но сон не шел. Громадное, как живопись на белой стене, стояло перед ним нежное, любящее лицо Сары.
«Это ты во всем виновата, – сказал он ее лицу. – Ты, и никто больше. И в том, что я не пишу книг, которые у меня в голове, и в том, что я не могу спать с тобой, и в том, что я почти ни с кем не могу спать – разве только с продажными шлюхами. Во всем виновата ты, Сара, а я никак не могу выбросить тебя из сердца».
Как и всякий слабый человек, Эд Стюарт искал причину своих неудач не в себе самом, но в том, кто его окружал и кто был ему ближе всех…
01.41