Он украл мои сны
Шрифт:
– Вам, 20-летним, повезло гораздо больше, чем вашим родителям. Вы можете начать работу по той специальности, которую получили в институте, тогда как старшее поколение, застигнутое развалом России под названием «перестройка», который затеял этот пятнистый урод горбачев – эти люди, с высшим образованием, некоторые и не с одним, были вынуждены податься в продавцы, перекупщики, чтобы хоть как-то заработать на жизнь. Но всё равно ситуация такова, что очень часто не мы выбираем работу, а наши родители или хорошие знакомые находят и предлагают нам какое-то занятие, и на этом рабочем месте мы реализуем свои возможности, делаем карьеру, меняем это рабочее место по своему вкусу. Везет тому, у кого рядом есть близкий человек, который поможет раскрыть творческий потенциал и реализовать
Таня слушала его по-профессиональному, активно – ушами, ртом, глазами, руками, ногами, примерно как её сценическая Эмилия, переживающая стремительный роман с Отелло:
– И близость такого человека заставляет чувствовать себя живой! Не просто креветкой из тёплого течения, а большой такой Акулой, которой и течения-то все неважны, и весь океан – тесен! Это будоражит кровь, как ничто другое, и дарит острое ощущение жизни вместе с силами сделать её действительно прекрасной.
Оставив позади себя пыльный город с вечными пробками, в которых стоят люди, рабочий день которых еще не закончился, черный Паджеро, такой же, как у Андрея, только без тонировки, мчался по шоссе; а собеседники в салоне заинтересованно разговаривали, осторожно проникая в мысли и чувства друг друга. Перед въездом на участок Таня сказала:
– Мы здесь будем вдвоём…
– Как бы да.
– И может что-то произойти…
– Осмотр Бердслеев…
– Не люблю музеи, в них нельзя ничего купить и унести домой… чтобы стать хозяйкой галереи.
– Ты часто была в этом доме – как гостья. Уверен, что сегодняшний день кардинально изменит твой статус.
Такой ответ её устроил. Она выбралась из машины и уверенно направилась к дому.
Центральным помещением в загородном доме, который Иосиф Григорьевич называл «симфонией дерева, стекла, свежего воздуха и света», была большая гостиная, или лофт, вмещавший собрание красивых, причудливых и просто занятных предметов. Сочетание всех этих разнообразных вещей совсем не казалось беспорядочным, а, напротив, выглядело искусно продуманным и простым одновременно. Во всём чувствовалась очаровательная импровизация. Пушистые ковры из овечьих шкур соседствовали с прямыми линиями коктейльного стола из тика и молочного стекла. Предметы дизайна Джо Понти и Casa Armani, венская ширма 30-х годов, китайский лакированный шкаф уравновешивались чисто декоративными предметами. Коробки, миски, подносы расположились в задуманном хозяином порядке, на стенах ассиметрично развешаны картины.
Две раздвижные стены из стали и стекла отделяли спальню от остальной части лофта и зрительно усложняли пространство. А ощущение высоты возникало благодаря стеллажам, заполненным книгами в белых переплетах. Вид у них немного нереальный в потоках солнечного света, льющегося через три огромных, от пола до потолка, окна. Гости признавались, что, когда заходят с улицы, у них создаётся впечатление, что попадают в засыпанный снегом сад. Иосиф Григорьевич много работал именно здесь, а не в кабинете. Лофт заполнялся солнечным светом в первой половине дня и отраженными золотыми лучами – во второй.
В этом помещении Иосиф Григорьевич после развода дополнительно расположил со вкусом и определенным расчетом канапе, софы, диваны разных форм.
При входе взгляд, переходя слева направо, прежде всего натыкался на канапе Delta Salotti, обитое нежно-кремовым бархатом с изогнутыми локотниками, напоминающими по форме лебединые шеи; дальше – другое канапе того же производителя, пошире со спинкой и прислонами, обитое бежевой кожей; затем небольшой ажурный в стиле арт-деко диванчик San Marco; за ним банкетка с тройным сиденьем от LCI STILE; наконец поместительный низкий мягкий диван обитый кожей цвета кофе с молоком опять же от San Marco. А уж дальше виднелась только груда расшитых узором подушек на очень низком восточном диване, который был погружен в розовый полумрак и непосредственно примыкал к спальне, где висели картины Бердслея.
Так как ещё при входе можно было охватить взглядом все эти сидения, то каждой посетительнице предоставлялась возможность выбрать то, которое больше всего соответствовало её душевному складу и настроению
Когда приехали в дом, Таня тотчас же обнаружила такт, за который Иосиф Григорьевич был ей признателен. (боже ты мой, какие комедии тут устраивали иные куда более зрелые дамочки!) Даже не взглянув на канапе и пройдя мимо серебрянного кресла и ажурного диванчика, она сразу направилась вправо и опустилась на трехместную банкетку. Таня так устала от умственных усилий, затраченных на решение головоломки, кто же будет заботиться о её ребёнке, что ей хотелось поскорее развязаться с этим. И вместе с тем эти затруднения заметно обострили её ум, и она начала постигать сущность общественного долга. Иосиф Григорьевич не был ей противен. Выглядевший как постаревший Андрей, он вызывал в ней лёгкое желание рассмеяться и соответствовал комической жилке, которую она проявляла в выступлениях в актерской школе. Разумеется, она предпочла бы более молодого Рената, но… как говорит мама: «нужда правит миром». Непритязательная шутливость Иосифа Григорьевича пришлась ей по душе и приперченные остроты (вот уж не ожидала от старого седого полковника!!!) доставили ей удовольствие. После первого момента естественной неловкости она почувствовала, что ничего страшного и даже слишком скучного тут не будет.
И действительно, всё сошло очень хорошо. Переход от банкетки на большой диван совершился самым приличным образом. Сочли излишним задерживаться на восточных подушках и прямо перешли в спальню.
Влюблённость и чувственность сделали Иосифа Григорьевича настойчивым и нежным. Пока он шёл к своей цели, Таня вела себя просто, не нарушая хорошего тона. С превосходным тактом устраняла всё, что могло вызвать неудобство и походило на слишком затянувшееся сопротивление или на слишком быструю капитуляцию. А когда успехи Иосифа Григорьевича стали ощутимы и неоспоримы, она воздержалась как от выражения иронического равнодушия, так и от активного содействия. Она была безупречна. Она, впрочем, и не питала никакого неприязненного чувства к старому седому полковнику, которого мысленно сравнивала с породистым псом с непростой судьбой.
Когда Таня вздумала, наконец, взглянуть на цель визита – полотна Бердслея, по всей комнате, как на картинах этого эротического художника, были разбросана женская одежда и нижнее бельё.
– А, вот они, ваши Бердслеи! У вас их два.
– Да.
Достигнув поставленной цели, Иосиф Григорьевич сделался похожим на вальяжного кота. Он взглядом знатока, уже почти спокойно и даже слегка меланхолично, рассматривал тонкую, изящную и гибкую фигуру этой девушки; её красота щекотала его самолюбие, и всё сильнее по мере того как она, облекаясь в свои одежды, восстанавливала и свой общественный облик.
Вынув из сумочки телефон, чтобы посмотреть время, она обнаружила СМС от Рената.
– Только половина четвертого, мы успеваем в ЗАГС!
Глава 141
Подписав заявление, Иосиф Григорьевич назвал фамилию одного высокопоставленного чиновника областной администрации, и заведующая ЗАГСом пообещала передвинуть дату регистрации брака на любой удобный день. Молодым лишь осталось выбрать, какой.
– Надо с мамой посоветоваться, – сказала Таня.