Он выбрал гвозди
Шрифт:
Вы вздыхаете, поворачиваетесь и отправляетесь домой. Вы не получили ответов на
свои вопросы и нужды.
А вы были так близко! Если бы только президент вышел на лужайку, то вы бы
помахали, а он ответил бы вам. Вы были всего в нескольких метрах от его парадной
двери... но вы могли бы с таким же успехом находиться в нескольких километрах от нее.
Вы отделены друг от друга оградой и охраной.
Кроме того, существует Служба безопасности. Если бы вы каким-то образом и
в Белый дом, они остановили бы вас. Сотрудники сделали бы то же самое. Там было бы
слишком много препятствий.
А как насчет препятствий невидимых? Препятствий времени. (Президент слишком
занят.) Препятствий статуса. (Вы не политический деятель.) Препятствий протокола. (Вам
нужно пройти через необходимые формальности.) Вы покидаете Белый дом, усвоив
39
трудный урок. У вас нет доступа к президенту. Разговор с главнокомандующим? Он не
состоится. Вам придется забрать с собой вопросы и о мире, и о цвете пожарного крана.
Если только президент не проявит инициативу. Если только он, заметив вас на
тротуаре, не сжалится над вашим плачевным положением и не скажет начальнику своих
сотрудников: «Видишь того человека с пакетиком печенья? Иди скажи ему, что я хотел бы
с ним поговорить».
Если он даст такое указание, все препятствия рухнут. В Овальный кабинет вызовут
начальника охраны, который позовет охранника, а он позовет вас по имени. «Знаешь что?
Я не могу этого объяснить, но дверь в Овальный кабинет открыта».
Вы останавливаетесь, оборачиваетесь, расправляете свои плечи и входите в ту же
самую дверь, которая всего несколько мгновений назад была для вас закрыта. Охранник
тот же самый. Ворота те же самые. Начальник охраны тот же самый. Но ситуация другая.
Теперь вы можете войти туда, куда раньше не могли.
И более того, вы уже не тот же самый. Вы чувствуете себя особенным, избранным.
Почему? Потому что человек там, наверху, увидел вас здесь, внизу, и сделал так, чтобы вы
смогли войти.
Да, вы правы. Это выдуманная история. Мы с вами знаем, что когда дело касается
президента, вы не получите никакого приглашения. Но когда дело касается Бога, возьмите
свой пакет с печеньем покрепче и входите, потому что приглашение уже было дано.
Он заметил вас. Он услышал вас и пригласил вас. То, что однажды отделяло вас, было
удалено: «А теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровию
Христовой» (Еф. 2:13). Между вами и Богом ничего не стоит — дверь открыта.
Но как это может быть? Если мы не можем увидеть президента, то как нам могут дать
аудиенцию с Богом? Что произошло?
Одним
произошло нечто, открывшее дверь для вас и меня. И это нечто описано автором
Послания к Евреям.
Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством
Крови Иисуса Христа, путем новым и живым, который Он вновь открыл
нам через завесу, то есть плоть Свою (Евр. 10:19,20).
Для первых читателей эти три слова были подобны взрыву: «завесу — плоть Свою».
По словам автора, завеса и есть Иисус. Следовательно, то, что произошло с телом Христа, произошло с завесой. А что произошло с Его плотью? Она была растерзана. Растерзана
плетью и терновым венцом. Растерзана тяжестью креста и острием гвоздей. Но приходя в
ужас от Его растерзанной плоти, мы находим величие открытой двери.
«Иисус же, возопив опять громким голосом, испустил дух. И вот, завеса в храме
разодралась надвое, сверху донизу» (Мат. 27:50,51).
Завеса — это не что иное, как завеса в храме. Завеса, которая висела перед входом в
Святое Святых.
Святое Святых, как вы помните, было частью храма, в которую никто не мог войти.
Поклоняющиеся евреи могли войти только во внешний двор, и лишь священники могли
40
войти в Святилище. Никто не мог войти в Святое Святых, кроме первосвященника один
раз в году. Никто. Почему? Потому что слава — шекина, слава Божья — пребывала там.
Если бы вам сказали, что вы можете войти в Овальный кабинет Белого дома, вы бы, скорее всего, покачали головой и посмеялись про себя: «Ага, конечно, так меня там и
ждут!» Умножьте свое неверие в тысячу раз и тогда поймете, как бы чувствовал себя
иудей, скажи ему кто-нибудь о том, что он может войти в Святое Святых. «Ага, конечно, так меня туда и пустят!»
Никто кроме первосвященника не мог войти в Святое Святых. Никто. Сделать это —
означало смерть. Два сына Аарона умерли, когда вошли во Святое Святых, чтобы
принести жертву Господу (Лев. 16:1,2). Завеса недвусмысленно говорила: «До этого места
— можно, а дальше — нельзя!»
О чем говорило в течение полутора тысяч лет Святое Святых, отделенное завесой?
Все просто. Бог свят... отделен от нас и неприступен. Даже Моисею было сказано: «Лица
Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в
живых» (Исх. 33:20). Бог — свят, а мы — грешники, и между нами существует расстояние.