Она - моё табу
Шрифт:
Расхожусь громким гоготом, выкатив сослуживцу пару факов.
— А вот нехер было шаверму без палева брать. Отвалил бы дневальному "откат", он бы тебя не сдал. Блядь, Гера, восемь месяцев на срочке, а мозгов хуй ма.
Приятель лениво скатывается со своей койки, готовясь вместо заслуженного увала заступать в не заслуженный, по его мнению, наряд.
— Так у меня бабосов было только на одну! — отсекает, передёрнув плечами.
— А то ты не знаешь, у кого в долг взять. — подтрунивает Нимиров с верхней полки, свесив вниз голову.
—
— Хуй как раз-таки можешь взять. В рот. — ржёт придурок.
— Эй, пидарские темы тормозите. — бросаю, сдерживая ухмылку.
Когда восемь месяцев проводишь исключительно в мужском коллективе, рождаются соответствующие шуточки и подколы. Услышь их гражданские — как нехер делать, открестяться, приняв за голубых. Раньше столкнись с подобным, и сам в ахуе был бы, но теперь уже свыкся.
— Так как их бросить, если бабы только снятся? — тарабанит Сеня, соскакивая вниз.
— Проститутку снять. — обрубаю, лишь мельком бросив на него взгляд.
— У Герыча денег, даже на шаверму нет, а то на шлюху найдутся. Как же. — откровенно стебётся, хлопнув обречённого на тумбочку и голод друга.
— На хуй свали.
— На хуй твоя жопа…
Остальное уже не слушаю. Приложив пальцы к козырьку кепки, салютую пацанам и выруливаю из комнаты. Покинув казарму, наращиваю скорость, желая поскорее вдохнуть долгожданную свободу и свежий воздух Владивостока вместо провонявшегося потом, спёртого и удушливого кислорода, стоящего в стенах здания, ставшего домом на этот год.
Поначалу армейская жизнь угнетала и давила, но я быстро привык, а потом уже и втянулся. Парни мало чем отличаются от моих братьев, разве что старше. А мозгов не многим больше. Вечно срутся и устраивают махач при любом удобном случае. Разнимать обычно приходится мне, а заодно и проводить профилактические беседы. За это и заслужил доверие сначала взводного, а после и ротного. Благодаря их хорошему отношению ко мне удаётся ходить в увалы чаще остальных, а иногда и на ночь оставаться в городе. Сегодня как раз такой случай, когда могу не возвращаться в казарму, зависнув с ночёвкой у лучшего армейского друга — Пахи.
Он местный. А ещё заебастый мажор, у которого первые полгода службы вечно были понты и пальцы веером. Удивительно, что именно с ним и скентовались, хотя абсолютно разные. Я пошёл в армию оттого, что сам так захотел, а он, чтобы уважить отца. Тот поставил ему условие: если хочет влиться в семейный бизнес, то должен отдать долг Родине. Если же нет, то может собирать шмотки и валить на все четыре. Стоит ли говорить, какой выбор он сделал? Его отец — владелец многомиллионной оборонной компании, а в прошлом и командующий сухопутных войск. Ничего удивительного в том, что он захотел сделать из сына мужчину, а не зажравшегося сосунка, которым Паша был до армейки.
Прежде чем сдружиться, сколько раз друг об друга кулаки чесали — не сосчитать. Даже я, который обычно спокойнее скалы,
Мысленно вернувшись на первый месяц службы, вижу, насколько сильно изменился не только я, но и остальные парни. Кто-то из них ночами ревел в подушку и жаловался на жизнь, другие вечно всем недовольные были, третьи норовили вывалить на кого-то весь негатив, а сейчас наша рота как одна семья. Есть, правда, пара гнилых фруктов, но с ними справляться научились.
На проходной протягиваю дежурному увольнительную и военный билет. Тот с вниманием изучает и возвращает документы.
— Хорошего дня. — толкает с ухмылкой.
— Хорошего дежурства. — с теми же эмоциями отвечаю и покидаю КПП.
Глубоко вдыхаю кислород с привкусом соли и моря, забивая лёгкие до предела. Роняю веки вниз, вкушая предстоящие сутки свободы и относительного спокойствия. Отзваниваюсь Пахану.
— Ну и де ты? — горячусь сходу. Вечно этот хмырь опаздывает. — Я уже вышел.
— Бля, Андрюха, лечу. Тут светофор накрылся, пришлось постоять немного. И вообще, не бузи на меня, а то нах пошлю.
— Нах и сходишь. — отрезаю, сбрасывая вызов.
Набираю номер мамы, но она не отвечает. Блядь, я и забыл, что сегодня у неё день покупок, а значит, до ночи можно и не пытаться дозвониться, как и до всех остальных. Разве что Данька опять слилась. Нахожу в списке контактов номер сестры и набираю по видеосвязи.
— Братуня, здоров. — расплывается счастливой улыбкой, едва приняв звонок.
— Привет, Даня. Опять слилась с шоппинга? — высекаю, растягивая лыбу.
— Ага. — подмигивает сестрёнка, удобнее устраиваясь между ветками дерева. — Ты же знаешь, как ненавижу кататься с ними. Пусть НикМак и Тимоха страдают, а мне и тут неплохо.
— И как в этот раз съехала?
— С дерева упала. — хочет Диана, показывая содранные колени и ладони. — Нога теперь болит жуть. Ходить не могу.
Шагаю в сторону остановки, чтобы не маячить около забора военной части. Качаю головой, удивляясь находчивости сестры. Судя по тому, куда она забралась, не так уж и сильно пострадала "при падении".
— А если серьёзно: почему опять вся битая? — толкаю, вглядываясь в экран и оценивая ещё и счёсанный подбородок.
Она спокойно отмахивается:
— С велосипеда упала. Ничего, жить буду. Лучше расскажи, как ты. Всё хорошо? Скучаешь по дому? — на серьёзе сечёт Дианка.
— Всё отлично, братишка. Сегодня вот в увал иду. И, конечно, скучаю по дому и по вам. А ты будь осторожнее. И хватит по деревьям лазить. Тебе уже четырнадцать.
Она закатывает глаза и вываливает язык, давая знать, куда я могу засунуть свои наставления. Когда вернусь, придётся взяться за её воспитание. За то время, что меня не было, сестра всё больше превращается в пацана, что мне совсем не нравится.