Она - моё табу
Шрифт:
От изучения дизайнерского ландшафта меня отвлекает быстрое приближение чего-то мелкого и скоростного. Сначала мне кажется, что это ребёнок, пока девчонка не бросается Пашке на шею и не чмокает его в губы. Друг сжимает её плечи и отталкивает, удерживая на расстоянии вытянутой руки. Теперь вижу, что девушка хоть и мелкая, но далеко не ребёнок.
Тёмные волосы до поясницы слегка спутаны, в носу кольцо, янтарные глаза сияют озорным блеском. Кожа оливкового оттенка и разрез глаз выдают в ней латинские или цыганские корни. Сложно различить.
Она быстро и часто моргает. Зависаю на её длинных, чёрных, изогнутых дугой
— Что такое, Пашуля? — едко льёт девчонка с хлёстким придыханием. От звука её густого голоса на затылке вырастают мурашки. Вот же ж блядь. — Не признал, да? Ну и дубина ты! — трещит она весело, сбрасывая его руки. Неужели в армии все мозги отбили? Эх… — вздыхает, растягивая в выразительной улыбке сочные губы, напоминающие мне лепестки мака. Сука, они даже по виду на эти цветы смахивают. Чётко очерченные, красные, с острыми уголками на верхней. И эффект от них наверняка такой же наркотический. — Пашка, очнись! Ку-ку! — машет перед потерянным лицом обеими руками.
— Крестик? — вопросительно выталкивает он.
— Сам ты крестик, дебил! — вздыхает, закатив глаза так, что зрачки полностью скрываются. — Сколько раз просила не называть меня так, а Пашка-промокашка?
— О, а это очень по-взрослому, Царёва. — отбивает он, наконец, ожив. — Ты откуда вообще здесь? Ты же должна быть в Америке.
— Фуф, Паш, ну ты и тугодум. — раздражённо бухтит девушка, одной рукой перекинув волосы за спину. — У меня holiday. Специально для тебя переведу на русский — каникулы, Паш. А что делают на каникулах? Правильно. Едут домой!
— Так бы сразу и сказала. — отрезает друг, обнимая девчонку со смехом. — Я, блядь, в ахуе. Пропала. Не звонишь, не пишешь, а тут являешься как ни в чём не бывало. — отодвигает её назад. — А это что за хрень? — поддевает пальцами серёжку в левой стороне носа. — Дальше что? Татуху набьёшь?
— Ой, прости, папочка, у тебя забыла спросить. — злобно шипит мелкая. — Уже набила! Посмотреть хочешь? — не дожидаясь ответа, поворачивается к нам спиной и спускает шорты, выставляя на обозрение какие-то кельтские узоры на копчике.
Я честно стараюсь не смотреть, но взгляд буквально приклеивается к рисунку и ниже. Туда, где виднеется край ядовито оранжевых трусов. Джинсовые шорты так плотно облегают небольшую, но подтянутую и аппетитную задницу, что весь мой мозг занимает всего одна мысль: какая она наощупь? Мягкая и гладкая? Или как тот самый орех? Слюна занимает всё пространство ротовой полости. Ещё немного и начнёт капать вниз, как у оголодавшей псины. Хотя… Я, мать вашу, такая псина и есть. Девять месяцев без женщины не прошли незаметно. Сейчас я готов отыметь кого угодно, а девчонка просто секс, несмотря на скромный размер груди. Чтобы не залить слюной форму, сглатываю, но тут же давлюсь. Только теперь моё присутствие становится заметно.
Блядь…
Мне больше нравилось чувствовать себя невидимкой.
Каменный стояк и продирающий глотку кашель вызывают дичайший дискомфорт и чувство неловкости, но сделать с этим ничего
— О, а это кто? — толкает девчонка, подняв вверх аккуратную бровь. — Мальчик, глазки прикрой, а то ослепнешь. Некрасиво так пялиться.
— Крис! — рявкает Паха, стуча мне по спине.
Лишь перестав давиться, сдавленно благодарю друга и снова кошусь на мелкую.
— Чё пялишься? — рычит она, прикрывая предплечьями дерзкие соски. — Маньячело. Я, конечно, знала, что в армии всё туго, но бли-ин… — спускает глаза к однозначному бугру в районе паха. — Пойди, вздорчни, что ли. Мне как-то не в кайф, что у тебя на меня стоит.
— Девочка. — выдавливаю злобным шипением. — Чтобы у меня на тебя встал, мне надо ещё пару лет на срочке. А это, — указываю большим пальцем вниз, — нормальная реакция, когда девушка не знает, для чего нужны лифчики, и оголяет задницу перед всеми подряд.
На моё замечание она стремительно багровеет. Грудная клетка резко вздымается, выдавая негодование. Не успеваю даже осадить её перед новым выпадом, как мелкая разъярённая фурия цепляется ногтями мне в лицо.
Глава 2
Впервые кому-то удаётся довести меня до точки кипения
Спасибо Макееву, что отдирает от меня умалишённую раньше, чем моё лицо терпит необратимые изменения. Он хватает её поперёк тела и удерживает в воздухе, пока фурия машет ногами и руками, визжит, матерится и старается вцепиться Пахе хоть куда-то.
— Блядь, Царёва, ты чего творишь? Совсем пизданулась в своей Америке? Остынь, мать твою. — рычит, отворачивая её от меня.
Потерянно прикладываю ладонь к окровавленной щеке, скрежеща зубами. Вгрызаюсь в губы, чтобы не наговорить придурошной лишнего. Если она так отреагировала на объективную критику, то что с ней будет, если сейчас выскажу всё, что о ней думаю?
— Пошёл ты! Все! Уроды! Отпусти меня!
Лупит ногами по колену. Паха с матами сгибается, буквально уронив девчонку на землю. Та плюхается на задницу, подрывается на ноги, бросает на нас презрительно-взбешённый взгляд и улепётывает в дом ещё быстрее, чем примчалась сюда. В дом, в который, блядь, предстоит войти нам!
— Это чё, блядь, за неадекватное недоразумение было? — хриплю, стирая капли плазмы, ползущие к подбородку.
Сослуживец переводит на меня виноватый взгляд и вытягивает из машины пачку влажных салфеток. Благодарю кивком головы и прикладываю к царапинам.
— А это, Дикий, была Кристина Царёва. Дочь командующего Дальневосточного военного округа, по совместительству являющегося нашим прямым начальником.
— Так ебанутость у них семейное? — высекаю зло, припоминая генерала Владимира Олеговича Царёва. Тот такой же высокомерный и зажратый. — И какого хуя эта фурия делает у тебя дома?
Макеев скалит зубы и сквозь них шипит:
— Эта фурия — моя подруга детства. Мы с пелёнок вместе росли. Она едва ли не всё детство проводила в нашем доме. Крестик, конечно, всегда с прибабахом была, но, клянусь, первый раз вижу её такой. Не знаю, что с ней стало в Америкосии, но раньше она как бешеная на людей не кидалась. Огрызалась, конечно, но такое… Прости за неё. Пойдём в дом. — машет рукой в направлении особняка, призывая следовать за ним. — Умоешься и обработаешь раны, а я пока найду Кристину и выясню, что за хуйня только что произошла.