Она моя
Шрифт:
Ложусь рядом. Неспешно веду ладонью от шеи к груди, поздно понимаю, что принес с собой ноябрьский холод. Царевна вздрагивает и тихо стонет. Я же неосознанно замираю, прослеживая за тем, как на нежной коже проступают мурашки и сморщиваются крохотные соски.
— Гордей…
Томный взмах ресниц. Глаза набирают яркости.
— Как ты? Нормально? — мой голос охрипший.
Розовеет от смущения.
— Да… Прекрасно…
Наклоняясь, прижимаюсь к ее груди губами.
— Ты пахнешь иначе, — говорю, как только приходит в голову, хотя не привык сходу
— Как?
— Иначе.
— Тобой…
— Мной. Моя.
Ловлю ртом тугой сосок, всасываю. Второй сжимаю пальцами.
— Ах… — вздыхает Катя рвано, а у меня по спине озноб летит.
— Хочу тебя.
Не спрашиваю. Вероятно, должен. Но вместо этого просто ставлю ее перед фактом.
— Давай, — раскрывая бедра, тянется ко мне руками.
Сжимает плечи, и я заваливаюсь сверху. Морщусь, когда царапает ногтями шею. Стараюсь помнить о том, чтобы не напирать слишком агрессивно.
И…
Врываюсь неоправданно резко. Катя охает и инстинктивно напрягается, продирая на моей коже кровавые борозды. Чувствую ее — удовольствие, колкое и дурманящее, спазмами по всему телу идет.
— Оф-ф-ф… Ты такой большой…
Поджимая губы, медленно тяну носом воздух и закрываю ей рот поцелуем. От ощущений разрывает, слушать ее чистосердечную невинную болтовню — выше моих сил. Пока Катя с задушенными стонами затискивает влагалищем мой член, я, не без содроганий, ласкаю ее рот. Проталкиваю язык, вылизываю изнутри. Все последующие звуки, которые она щедро выдает, врываются мне в грудь. Тону в ее тепле, ее вкусе, ее нежности, ее податливости. Еще толком не трахал, только заполнил, уже в глазах искрит и в голове звенит.
— Нормально? — выдыхаю спустя пару минут сиропных ласк, когда сохранять неподвижность становится все труднее.
Внутри меня вместо выдержки — песочные часы. Предполагаю, что как только весь песок осыплется, сорвусь. Пытаюсь урегулировать вопрос Катиной безопасности до этого обвала. Если выдаст болезненные реакции, смогу отступить. Потом — нет.
— Да… Продолжай… У меня вообще ничегошеньки не болит…
Врет ведь. Как минимум, лукавит. По глазам вижу. Смаргивает, но они то и дело стекленеют. Зрачки расширены. Знать бы, что реакция эта — следствие одного лишь возбуждения.
— Никогда не смей терпеть.
— Я не терплю… Привыкаю… Мне очень хорошо… Пожалуйста…
Это служит последней каплей. Подхватывая ее под ягодицы, плавно выскальзываю, чтобы с новой силой толкнуться внутрь. Думал, что утолив первый голод, снова смогу мыслить мозгом, а не членом. Должен признать, не особо мне это удается. Так еще Катя… Мать-ее-Катенька закидывает ноги мне на спину, пятками пришпоривает.
— Давай, как первый раз… Мне понравилось… Не сдерживайся… Хочу, чтобы тебе было хорошо…
Раз подгоняет и выпрашивает «максимум» — таю надежду, что выдержит. Трахаю, как того требуют собственные животные инстинкты. Толкнув вверх Катины колени, раскрываю бедра и припечатываю их ладонями к постели. Поглаживая большими пальцами впадины между ее ног, быстро и жестко вколачиваюсь. Каждый
Глава 22
В следующий раз сон прерывается резко. Словно нечто осязаемое выталкивает меня из пучины забытья. Разговор, переезд, близость… Неужели все это мне приснилось? Сердце набирает сумасшедшие обороты. Наполняя душу мучительным разочарованием, с оглушающим гулом куда-то скачет.
Поймав пальцами одеяло, притискиваю его к обнаженной груди. Сажусь, машинально подтягивая под себя колени. До того как удается обойти взглядом незнакомую обстановку, выдыхаю с облегчением — все тело сладко ноет. Радость быстро выносит огорчение и сомнения.
Но где же Тарский?
Судя по тому, что вижу сейчас в окно, я проспала весь день.
Выбравшись из постели, подхожу к шкафу. Открывая створку, упираюсь взглядом в шеренгу мужских рубашек. Стягиваю с плечиков белую, надеваю и отправляюсь на поиски хозяина жилища. Оно, к слову, действительно гораздо скромнее всех предыдущих квартир, в которых мы останавливались. Может, прежде я бы даже возмутилась и посмеялась над некоторыми вещами. Но сейчас эстетика и удобства — последнее, что меня волнует.
По пути забредаю в ванную. Быстро умываюсь и споласкиваю рот. Мне так не терпится увидеть Гордея, что даже необходимость облегчиться вызывает досадливое раздражение. Выполняю все привычные действия в спешке.
Пробежавшись по квартире, осознаю, что нахожусь в жилище одна. Расстроиться не успеваю — скрежещет ключ в замке, и пустующее пространство заполняет Тарский. Едва закрыв дверь, застывает у порога при виде меня. Окидывает взглядом с головы до ног. Последовав обратно, задерживается на лице.
Я же стою, сцепив за спиной руки, и пытаюсь скрыть искрящийся всплеск восторга, что обжег мою грудную клетку.
— Выспалась? — звук любимого голоса во сто крат усиливает эмоции.
Прекращая их контролировать, счастливо смеюсь и подпрыгиваю на месте, прежде чем броситься к Гордею на шею.
— Где ты был? Я соскучилась. И немножко испугалась, — тараторю, прижимаясь к нему всем телом.
Чувствую, что Тарский даже опешил по первой. Привычно замирает без движения. Грудная клетка выразительно поднимается на вдохе и каменеет. Затем все же бросает принесенные пакеты на пол и вдавливает в мою спину ладони. Они обжигают даже сквозь рубашку, вызывают дрожь удовольствия и страстного предвкушения.