Она плавает в формалине

Нович Алекша

– Что, денег совсем нет? – отвечает тот вопросом на вопрос.

– Совсем…

– Я тебе могу и так дать, вроде уже как не при…

– Нет, не нужно. Мне так легче, – перебивает она его.

***

Мало кто задумывался, как долго живёт То, о чём не всегда удобно говорить. Тут и там можно услышать, «Как вы думаете, как долго живёт любовь между мужчиной и женщиной? А вы знаете, как долго живёт дружба?». Ни кому не интересно, сколько живёт То, что скрывают от детей! Люди начинают Его и заканчивают, думая, что на этом он умирает, чтобы следующей ночью, как феникс возродится из слова «хочу». Особенно извращённые люди предпочитают говорить «заняться любовью». Их пошлости и лицемерию нет границ. Такое действие, как «любовь» в принципе не существует. Есть череда следствий, типа бабочек в животе, полового

влечения, получения наслаждения от общения и других явлений, которые в своей совокупности дарят нам общее понятие «любовь», точно так же как и рождается понятие «дружба». Разве можно заняться дружбой? Не думаю. Вот и Я плохо представляю, как можно заняться любовью. То, что стоит в корне Фрейда, не заканчивается кожей на телах людей, которые этим занимаются. «То», что уходит гораздо дальше, в одеяло, в кровать, в то помещение, а иногда даже куда-то дальше. Всё окружающее впитывает Его в себя. Следы выделений на одеяле, скрип ножек у старой кровати, запах пота смешанный с духом конопли веющий по всему дому, стоны, сладостные крики, отражающиеся от стен и застрявшие где-то под потолком. Всё это «То». Стоит убрать человеческие тела из картины и разве он прекратится? Не думаю. он будет жить дальше, вполне независимо, в тех же запахах, звуках, в той же тёплой от тела подушке.

***

Для Алексея утро настало рано, чуть раньше шести. За окном светят уличные фонари и луна. он стоит у окна, облокотившись на подоконник, и смотрит, как утренний туман постепенно приходит на смену относительно тёплой ночи. Алиса спит, будить её, смысла нет. Не спеша и тихо, он надевает джинсы, и идёт умываться в ванную комнату. Ванная по-прежнему полная грязной мыльной воды. На кухне Лёша смёл со стола остатки конопли в мешочек, приготовил себе крепкий зелёный чай и выпил его вприкуску с печеньями. Нашёл ручку, но бумаги нигде нет. Оторвав картонную крышку от пачки чая, он пишет «Люблю. Звони». Положив на стол деньги, а сверху записку он бесшумно растворяется где-то за входной дверью квартиры.

Кто знает, что у Вселенной на уме? Дано ли кому без тени сомнения сказать мне в лицо, чему никогда не бывать? Помню, один из моих знакомых сказал, «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». Я скажу, пожалуй, так же. «Кто скажет мне правду, что не будет ложь, пусть разобьет мне череп!». Правды не существует, скажу Я вам! Как и не существует лжи! И найдётся ли тот человек который скажет, что быть не может того что сейчас случится?

Может ли быть звук живым? А то, что рождает звук? Алиса сквозь сон чувствует, что-то живое и тонкое, то, что способно убить и даровать жизнь. Это проникает в сердце, в глаза, в разум, заставляет бояться и уважать эту неясную тонкую Силу. Сквозь сон приходит странная уверенность, что всё на данный момент в мире создано и имеет Силу из таких вот тонких вибраций. Какие-то вибрации тоньше, какие-то толще, но все имеют исконное, одно горло певца, который их напевает. На мгновение Алису охватывает панический страх, именно в этот момент, когда сна уже нет, но явь ещё не пришла. Мгновение и пустота.

Раздаётся пронзительный крик, до боли знакомый, не сказать что детский, но и не взрослый, не естественно источающий боль и страх крик, рвущий душу на части и вселяющий в разум лишь одну мысль «бежать!». Алиса в одно движение вскакивает с кровати. Тишина. «Наверное, приснилось» думает она и медленно опускается на большую двуспальную кровать. Снова крик, ещё более пронзительный и истошный, но в этот раз уже явно наяву. Крик не кончается, тянется одной монотонной нотой, до самых недр души. Алису пронзает сковывающий движение страх. Паника зарождается, где-то в солнечном сплетение, и как ледяная струя в мгновение спускается к ногам, окутывая их в колючие мурашки. Крик остановился, новая тишина. В голову Алисы не идёт ни одна мысль, как будто её постирали в стиральной машине, забыли вытащить, и она там пролежала ещё пару дней, пока хозяйка не обнаружила пропажу. Крик возвратился. Переходя в плачь на взрыв, он доносится из ванной. Сердце Алисы стучит, повышая темп с каждым вздохом. Плачь, сильно напомнил детский. Алису одолевают воспоминания, в голове рождается долгожданная первая мысль, «Антошка?!». Ноги Алисы неестественно затряслись. «Страшно, но хотя бы двигаться можно». Она срывается со своего места и в долю секунды оказывается перед закрытой дверью в ванную комнату. То, что за дверью, как будто почувствовало присутствие кого-то живого. Плач утих, из-за двери доносится громкое дыхание и жалкие всхлипы. «Нет! Не может такого быть! Какой сейчас день?! Какой год?! Папа? Антошка?! Их не может здесь быть! Этого просто не может быть! Какой сегодня день?!

Лёша?», мысли заставляют Алису схватиться за голову. Невозможность вспомнить, какой сегодня день, просто убивает её видимость реальности. Вспомнив, что вчера в её доме был только Лёша, она с тенью надежды думает, что это может быть только он. «Но плачь! Какой плачь?!» Такой плач рождает в её голове далёкие воспоминания детства, не понятно, какие, но именно детства. «Антошка? Только Антошка, ни кто так не плакал, если не брать в учёт её саму».

Алиса, аккуратно, как за что-то горячее, берётся за ручку двери. Все звуки из ванной затихли. Напряжённо прислушиваясь можно различить только глубокое дыхание и редкое шмыганье носом. В горле пересохло, руки дрожат, всё тело Алисы заполнил антарктический холод. Под весом дрожи, её рука как-то сама опускает ручку двери. Дверь медленно открывается, освобождая из ванной затхлый запах собачий крови и вчерашней мыльной воды. Из ванной, покрывшейся мыльной коркой на Алису, заплаканными зелёными глазами смотрит она сама. Мокрые рыжие волосы спадают с её узких плеч и кудрями расплываются в грязной воде. Небольшая белая грудь, розовые соски, стройное тело, погружённое в воду. У Алисы темнеет в глазах. Яркий свет лампочки. Летящая к верху раковина. «СТОП!». Хватаясь за огненный ванный змеевик, Алиса не даёт себе упасть в обморок. Ожёг ладони, приводит её в сознание. Зажмурив до боли глаза и прижав к груди колени, Алиса сидит под раковиной.

– Боже! Боже! Боже мой! Отче наш! Хлеб наш насущный…! – кричит Алиса во всё горло, стараясь перебить звуки плесканья в ванной и всхлипов тела так похожего на неё. – Ом мани падме хум! Джай джай шри нариизмахе! …аллаахумма индакя ахтасибу мусыыбатии…!

Так проходит почти часа.

Страх даёт много сил, но и много сил он забирает. От беспрерывного крика горло Алисы пересохло, страшно хочется пить. Голос её хрипит, а слова путаются между собою. Стук соседей по трубам уже не раздражает, а убаюкивает. Алиса пытается разжать до боли сжатые веки и отодрать коленки от ноющей груди. Все мышцы затекли. Веки, ноги, спину, грудь, всё до боли сжимает в один комок, а потом отпускает, и тело наполняется холодными иглами, как бывает, когда что-нибудь отлежишь. Поднимаясь с пола, Алиса старается не смотреть на ванну.

– Сгинь… Уйди… Провались… – шепчет она охриплым голосом, выходя на кухню.

На кухни Алиса, дрожа, выпивает стакан воды, и не до конца контролируя тело, на ощупь садится на стул. Руки её холодны, изнутри через рёбра, что-то постоянно пыталось выбраться наружу, перекрывая дыхание.

В одно мгновение всё остановилось и дрожь, и паническое чувство страха. Всё как будто просто утрамбовалось в один маленький, но очень тяжёлый шар. Шар поднимается из сердца к вискам, сдавливая их до боли. Спустившись к лицу, шар прорывается через нос и глаза. Льются слёзы. Алиса рыдает на взрыв. Страх и отчаяние покидают её тело вместе со слезами, через глаза, нос, через крик. Стало намного легче. Мысли обрели более чёткую форму, сознание стало способно подавать идеи, для выхода из сложной ситуации. Не дожидаясь окончания истерики, Алиса открывает кухонный ящик и берёт первый, попавшийся под руку нож.

– Ты кто такая! Твою мать! – кричит она сквозь слёзы, вбегая с ножом в ванную.

Девушка, лежащая в ванной, молчит и без каких либо отчётливых движений смотрит на Алису непонимающими глазами. Тело девушки один в один, как тело Алисы. Отличие лишь в длине волос на голове. У незнакомки они намного длиннее, заполняют половину ванной, что в полный рост были бы, наверное, чуть выше колен. Отличие так же и в общей не ухоженности девушки, в густо растущих бровях, в наличие волос на ногах и интимных местах. Во всём остальном девушка, лежащая в ванной, это Алиса.

Вода за ночь сильно остыла и покрылась тонкой мыльной коркой, осаживающейся на гладкой белой коже незнакомки. Губы незнакомки посинели от холода, а зубы тихо постукивают от дрожи.

– Говори! Ты можешь говорить?! Ты меня понимаешь?! – продолжает нависать над незнакомкой Алиса с ножом, переводя обычный крик в истерику.

Глаза девушки из ванной наполнены слезами. Любое движение со стороны Алисы отражается в Её теле дрожью и всхлипом. Ей страшно, возможно даже страшнее чем самой Алисе на данный момент.

– Я тебя ещё раз спрашиваю, ты меня понимаешь?! Если ты мне сейчас не ответишь, Я тебя убью нахер!!! Убью! Слышишь? – даёт спуск своим эмоциям Алиса.

Что-то в поведение Алисы, как будто разбудило девушку из ванной. Взгляд её наполнился осознанием происходящего, но не потерял былой страх. Незнакомка утвердительно качает головой в знак согласия.

– Значит, ты меня понимаешь?! Хорошо… Кто ты? – пыл Алисы понемногу сходить на «нет». Гнев медленно меняется на милость, и её рука уже не так уверенно держит нож.