Она под запретом
Шрифт:
Мне нравятся его губы на ощупь. Они тёплые и упругие. От прикосновения к ним на коже появляются мурашки.
— И что ты делаешь? Опять нарываешься?
— Ты тоже можешь меня потрогать, — улыбаюсь, подаваясь вперёд подбородком.
Это совсем не настоящая я, но такой я себе нравлюсь. Смелой, безбашенной, соблазнительной. Мои руки свободны, потому что я больше не держу его шею. Но лицо Арсения по-прежнему близко, так что в губы проникает его дыхание.
Я ощупываю покрывало, пока не нахожу его кисть. Твёрдые пальцы, выступающие вены. Вспышки воспоминаний относят меня назад. Играет моя любимая
Тяну ладонь к себе, прижимаю к животу, отчего кожа моментально загорается и возможность вздохнуть исчезает. Сердце качает кровь так усиленно, что она бурлит. Кажется, что нагреваются даже корни волос.
Дыхание Арсения утяжеляется и становится нестерпимо горячим. Его пальцы сдавливают мою кожу, проталкиваются выше и сильно сжимают грудь через топ.
— Ты, блядь, отрава, — сипло выдыхает он мне в подбородок, и потом случается невообразимое: его рот примагничивается к моему.
Меня словно молнией ударяет. Глаза распахиваются, а между ног разливается влажное тепло. Губы, которые были упругими на ощупь, сейчас требовательные и жёсткие, так же как и проникновение его языка. Тело превращается в оголенный нерв, по которому частыми разрядами бьёт ток. Во рту влажно, и между ног тоже. А ещё там так сильно ноет, что нет сил терпеть.
Я делаю то, что никогда бы не осмелилась в трезвой реальности: царапаю Арсению голову, тяну его за волосы. Щекочу его язык своим, сосу и глухо постанываю.
Тяжесть его тела выбивает из меня остатки воздуха, которого и без того очень мало. Арсения много, он твёрдый и тяжёлый. В оголённый живот вдавливается пряжка от его ремня, в бедро — его возбуждение.
Я закатываю глаза и выгибаю спину — он задирает мой топ. Его пальцы раскалённые и немного шершавые — по крайней мере, так они ощущаются, когда соприкасаются с сосками. И этот факт тоже меня поражает. Что между мной и им всё настолько интимно. Не отрезвляет, нет. Напротив, заставляет терять контроль. Арсений — это ведь запретное, недосягаемое. То, до чего даже при желании было невозможно дотянуться. И всё, что раньше меня в нём пугало, сейчас каким-то образом трансформировалось в бешеную химию. Его резкость, грубость и самоуверенность превращают нашу близость в потребность.
Плотная ткань юбки больно впивается в бёдра — я развожу колени, чтобы обнять его ногами. Это мне инстинктивно так хочется. Прижаться к нему промежностью и бесстыдно тереться, чтобы облегчить требовательное нытьё. Пожалуй, впервые у меня нет возможности думать — ощущений и эмоций слишком много, они по-животному захлёстывают меня.
У Арсения широкие плечи, покрытые мышцами. Я скребу их через рубашку, тихо взвизгиваю, когда он прикусывает мою грудь.
— Ты сама начала, дурочка. А могла бы спокойно спать.
Я протяжно всхлипываю, когда места укуса касается его язык. Кожу стягивает покалыванием, напряжение в животе становится почти болезненным.
— Ещё, — умоляюще сиплю я и в отчаянии царапаю ногтями его затылок. Хочется большего, хочется его подтолкнуть. Я сама не знаю к чему. Просто сейчас мне мало. Я хочу новых запредельных ощущений.
Арсений тянет губами мой сосок, не выпуская грудь из
Щетина Арсения царапает мою щёку, скулу, касается губ. Я задыхаюсь, ёрзаю под ним и продолжаю бессвязно умолять. Его ладонь проталкивается между моих разведённых бёдер, находит резинку танга и грубо дёргает её вниз. Я охаю и жмурюсь — в следующую секунду пальцы без прелюдии погружаются в меня. Ступни скручиваются, перед глазами искрит. Я это делаю с Арсением. Не с кем-нибудь. С ним.
Я слышу, как звякает пряжка его ремня, как тяжело и хрипло он дышит, чувствую нетерпеливое движение рук. Мне не страшно, просто нужно сказать.
— У меня ещё не было. В смысле, было кое-что в Швейцарии, но до остального не доходило.
С Клаусом однажды у нас был петтинг. Он стимулировал меня снаружи, и я смогла кончить. На этом эксперименты прекратились — мы расстались.
Звук тяжёлого дыхания обрывается, и повисает тишина, которая уже через секунду нарушается коротким матерным словом.
— Я не против, чтобы это случилось сейчас, — быстро добавляю я.
— Тебе лучше замолчать, пока не поздно. Дом ведь пустой, и твои крики всё равно никто не услышит.
Я хочу возразить, но мне не удаётся. Голова вдавливается в подушку, с губ срывается неосторожный стон. Я снова чувствую в себе его пальцы. Промежность распирает, спина выгибается дугой, а губы часто хватают воздух. Арсений вынимает их с бесстыдным хлюпающим звуком и погружает обратно.
Я обхватываю его запястье обеими руками, скребу по нему ногтями. Вот сейчас… Это случится сейчас.
Натянутая пружина внутри меня выстреливает с такой силой, что я захожусь в гортанном всхлипывании. Между ног мокро и быстро пульсирует, кожа лица горит. Очертания лица Арсения пропадают, но я знаю, что он рядом. Его пальцы трогают меня сверху, распределяя по клитору что-то горячее.
Через мгновение он берёт мою руку в свою. Его ладонь влажная, на ней мои следы. Я чувствую прохладную ткань брюк, за ней — мягкий хлопок. От прикосновения к твёрдому и горячему, моё неостывшее лицо вспыхивает вновь, а сердце начинает стучать с утроенной силой. Арсений положил мою руку себе на член. В висках начинает шуметь. Я никогда не трогала член. Он совсем не такой, как я себе представляла. Кожа бархатистая, гладкая.
— Тоже в первый раз? — подбородок Арсения задевает мой, а от вибрирующих интонаций в его голосе в животе снова тянет.
Я просто моргаю. Его ладонь гораздо шире моей, она руководит. Заставляет скользить по напряжённой длине вверх и сдавить объёмную верхушку, затем тянет вниз.
Роговицу жжёт от невозможности моргнуть. Широко распахнув глаза, я смотрю перед собой, теряюсь в синих мерцающих омутах. Я сражена и шокирована тем, что происходит. Я трогаю Арсения.
— Руку расслабь, — это приглушённое требование действует на меня странно: вспыхивают следы от недавних прикосновений. Вновь тянет соски, горит грудь и в промежности ноет.