Она похожа на меня
Шрифт:
Тима был уложен, и как только светловолосая голова коснулась подушки, голубые глаза закрылись. Как часто такое случалось в их семейной жизни, сколько раз он вот так приходил под утро, неизвестно откуда. Не от женщины - это Вера знала или, по крайней мере, свято верила в это. Чаще всего Тима проводил время с бесконечными друзьями (рубаха-парень), которых он порой притаскивал домой и, просидев с ними на кухне далеко за полночь, даже укладывал спать на диване в гостиной, а наутро, обнимая недовольную жену, хвастался:
– Какая у меня женщина! А?
– и пытался
Она немного постояла рядом, отметила лёгкие морщинки вокруг крупного мужского рта. Собственный организм, почуяв, что сейчас его заставят трудиться, потребовал продолжения отдыха.
***
Тимофей, заспанный и взъерошенный, в джинсах и футболке любимого красного цвета, открыл застеклённую кухонную дверь и по-хозяйски прошествовал к окну.
– Курить - на лоджию,- хмуро заявила бывшая жена.
– Сейчас весна - не околеешь.
– Не любишь ты меня,- недовольный вздох, косой взгляд - и Тима послушно прошествовал на лоджию.
Пропахший сигаретным дымом, он через пять минут снова появился на кухне и, поёживаясь от холода, направился сразу к кофеварке.
– Ты золото,- сообщил, втягивая носом утренние ароматы.
– Не подлизывайся. Настя выгнала?- привычка Тимы использовать её квартиру в качестве запасного аэродрома не вызывало ничего, кроме досады.
– Сам ушёл. Достала. Ещё,- он протянул кружку за добавкой.
– Тима, ты определись уже со своей женой,- Вера снова засыпала молотый кофе в фильтр, залила воду и нажала белую кнопку.
– Она мне не жена.
– Ты с ней живёшь, значит, жена, а гражданская или законная значения не имеет.
– Не зуди,- беззлобно огрызнулся.
– Тима, что опять?
– Я уезжаю через месяц в Питер. Костя Верхоянцев давно зовёт.
– А Настя?
– А Настя-то мне там зачем?
– даже возмущённо глаза выставил.- Вот, если бы ты согласилась, так я "за". Поехали,- уговаривать он умел: кристальная честность во взгляде, вкрадчивый голос, открытая обаятельная улыбка, ласковые поглаживания того, до чего смогли дотянуться шаловливые ручки.... И сам весь такой сексуальный, уверенный в себе и надёжный. На это она и повелась в своё время. Брак, длившийся три года, не принёс ей особой радости, зато развод, состоявшийся полгода назад, снял с её плеч тяжкое бремя ответственности за этого легкомысленного мужчину.
– Снимем квартиру, оглядишься, место работы подыщешь. Денег на первое время хватит. Поехали, Вер.
– Я здесь- то от тебя устала: заваливаешься в любое время дня и ночи и считаешь это нормальным.
– А куда мне идти? Ты моя жена, хоть и бывшая. А здесь я жил,- он обвёл рукой кухню.
– Тима, мы попробовали быть семьёй и что получили? Моё недовольство твоей безалаберностью и твоё разочарование в избраннице. Ты ведь, вроде, нашёл, ту, кто заглядывает в глаза и терпит твои выкрутасы. Что теперь не так? Запомни: я не собираюсь тебя прикрывать перед Настей. Собрался в Питер? Скатертью дорога. Найдёшь там себе ещё подругу и заживёшь новой счастливой жизнью,- конец фразы Вера закончила жизнерадостно и даже погладила
– Малыш, ты совсем меня не любишь?- эти разговоры про "любишь-не любишь" давно набили оскомину, и она реагировала на них соответственно.
Тимофей был самым прохиндеистым прохиндеем. Он прекрасно чувствовал настроение женщины и действовал интуитивно, вызывая у предполагаемой жертвы собственной неотразимости, требуемые ему самому в данный момент чувства: любовь (страстную), восхищение (им любимым), сострадание (к нему) или непреодолимое желание заботиться (о нём, таком единственном). Сейчас Тимофей "давил" на жалость, а у Веры уже выработался иммунитет на все его заходы.
– Кофе выпил? Куда теперь? Квартира твоя сейчас пустая стоит или как?
– Сдаётся. Через неделю как раз освободится.
– К родителям поедешь?
Тима поморщился - к родителям он не хотел.
– Можно, я у тебя неделю перекантуюсь? Не помешаю. Честно.
– Нет уж, у меня мужчина появился (ложь в качестве защиты, не считается таковой). Так что поживи эту недельку у мамочки.
– Плохая ты,- и он поднялся из-за стола, чтобы заправить кофеварку в третий раз.
***
Входная дверь мягко захлопнулась за бывшим мужем, и Вера начала собираться к родным, которые жили через пять кварталов от неё, решив прогуляться. Субботнее солнце вспомнило о своих прямых обязанностях: радовать и согревать и теперь развлекало горожан своими многочисленными отражениями в немытых пока после зимы окнах домов, в стёклах и зеркалах автомобилей и даже в многочисленных лужицах после вчерашнего дождя.
У Веры были только мама и бабушка. Отец ушёл из семьи, когда ей было шестнадцать. Как-то нескладно у них всё получалось: бабушка одна вырастила маму, мама живёт одна, и она сама сейчас тоже одна.
Дверь в квартиру, в которой прошли бабушкины детство и юность, открыла немного растерянная родительница, а только что звучащие из комнаты голоса: один родной женский, другой мужской, смолкли.
– У нас гости,- сообщила она и даже не поцеловала дочь, здороваясь.
"Интересненько",- подумала Вера и шагнула в хорошо знакомую гостиную. Бабушка сидела в своём любимом кресле с высокой спинкой, которое стояло напротив телевизора, старинная же стенка с посудой и книжным шкафом, заполненным многочисленными томами книг (только самыми любимыми), на стенах - художественные вышивки, выполненные бабушкиными руками, которые ещё недавно сдавались в магазин "Рукодельница" за хорошие деньги.
Незнакомый пожилой мужчина поднялся из второго кресла навстречу и впился взволнованным взглядом в Верино лицо. Вот, если можно было сравнивать людей с собаками, то это был сенбернар: крупный, ширококостный, с гривой наполовину седых волос, грустными глазами и доброй улыбкой
– Это Александр Викторович Ренёв...- мама замолчала, как будто не в состоянии была больше ничего произнести, а гость продолжил:
– Родной брат Вашей мамы по отцу и Ваш дядя - так получается,- мужчина смущённо улыбнулся.