Онфимка, или Хождение кругом всея земли
Шрифт:
– Сказал «нет» – значит «нет» и больше повторять не буду! – отрезал он. – И вообще, засиделись, завтра вставать рано, стели мать постели, будем спать.
Он встал, показывая всем, что разговоры окончены и пора ложиться.
***
Утром Онфим проснулся от сладкого и родного запаха маминых пирожков с вареньем и радостно закричал:
– Мамочка!
– Вставай, сыночек, уже солнце давно светит! – ответил незнакомый голос. Онфим все вспомнил и закручинился, но запах был так хорош, что долго печалиться он не стал, а поскорее вскочил и сел за стол. Посреди стола стояли глиняные миски с целой гвардией разнокалиберных пирожков,
– Кушай, сынок, когда еще поешь материнского, – участливо сказала добрая женщина и Онфимка накинулся на горячую выпечку.
– А где все? – пробормотал он с набитым ртом.
– Уже грузят ваши припасы и смолят лодку в дальний путь.
Наевшись досыта, Онфим чинно поблагодарил хозяйку и побежал на берег. Лодка была готова, вёсла убраны, а небольшой парус поставлен на ветер – идти предстояло по течению вниз. В задней части было сидение для рулевого, в центре сложили припасы и укрыли их шкурами и рогожками, в которые можно будет кутаться по ночам. Спереди удобно расположились еще несколько сидений вдоль лодки, так что укладываться спать можно прямо на пол посреди них. Челн был и не слишком большой, но и не маленький. Борта его были разрисованы необыкновенными птицами и цветами, нос высоко задирался над бортами и был украшен огненно-алым драконом, извивающим голову и изрыгающим пламя из широко открытой зубастой пасти. Дракон был так искусно вырезан из дерева и так прекрасно разрисован красками, что всем казалось, что сейчас послышится его мощный рык.
Прядва с женой, все их дети, кроме самых маленьких, старики-родители, многие соседи пришли проводить путников в дальнюю дорогу. Только Первуши нигде не было видно.
– Что за упрямый и несносный парень, даром что первенец*! С обидой в доме заперся должно быть! – ругался отец. Все крепко обнялись и по традиции расцеловались трижды, хозяйка сунула Онфимке корзинку, укрытую расписным полотенцем, которая издавала аромат выпечки, чему мальчик несказанно обрадовался. Путники взошли на борт, отвязали лодку и весело поплыли по волнам. Долго еще все махали друг другу руками, пока красивое Золотое святилище и добрые селения не скрылись из виду.
Ветер был крепкий, а потому лодочка быстро рассекала волны Нерли, солнце сияло высоко в небе, птицы пели и всем было очень радостно на душе. Луций сидел на корме и правил лодкой, Никита разлегся на полу и разворошил заветную корзинку с еще теплыми пирожками. Онфимка, слушая весенних птах, тоже затянул радостную песенку:
– Ай, заинька, ай, серенький,
Ай, заинька, хвостик беленький,
Штаны рваные, худые,
Ножки тонкие, кривые.
Прячься зайка за сарайку,
От лисички прячься зайка,
От волчка, от медведьчка,
От неведома зверька!
«От судьбы не спрячешься,
Как ни раскорячишься!»
Пляшет зайка на поляне,
Песенки поет,
И не ждет, что час последний
Вскорости придет*!
Голосок Онфимки тоненько разливался по зеленым рощицам, которые проносились мимо. Но что-то неуловимо стало вдруг меняться, какая-то тень пробежала по голубой глади воды… Никитка почувствовал неладное и стал нюхать воздух.
– Чую беду, – наконец сказал он,
Впереди показалась развилка Нерли с еще одной рекой, более полноводной и широкой. Прямо на плоском треугольном берегу на стыке двух рек стояло какое-то совершенно невероятное святилище, таких еще никогда не видел ни Онфимка, ни Луций. Золотой Полоз высотой со столетний дуб подымался в его центре, а на шее огромного змея раскрывался исполинский зонт. Со всех сторон он был окружен змеями поменьше и все они были тоже из чистого золота. На фоне голубого неба и зеленой травы все это так сияло на солнце, что на короткое время наши путники были попросту ослеплены.
Ветер неожиданно стих и лодка перестала плыть, а вода реки забурлила и покрылась белыми хлопьями пены. Что-то медленно поднималось из воды прямо перед лодкой. Онфимка судорожно потер глаза кулаками, а когда зрение вернулось, увидел прямо над собой морду Золотого Полоза и его раскрытую пасть – он мог туда поместиться целиком!
– Никита! – закричал он, кидаясь тигроконю под копыта. – Посмотри на него!
Но ослепленный тигр не мог так быстро восстановить зрение, ведь коты не люди, они не очень любят солнце, предпочитая ему лунное сияние ночи. А Полоз уже летел на Онфимку, желая его проглотить, но лишь ударился в дно лодки, отчего та почти нырнула под воду и зачерпнула обеими бортами холодной водицы. Онфим вспомнил про свои желания, которые ему подарили боги, но никак не мог так быстро сообразить, что пожелать, а огромный змей уже летел во втором и, должно быть, смертельном ударе…
В последнюю секунду рогожка откинулась и из-под нее выскочил… Первуша! Он засвистел какую-то очень красивую мелодию, от которой произошло следующее: наступила мертвая тишина, в которой только и текли, что чистые звуки Первуши, а монстр в недвижном воздухе стал монотонно раскачиваться в разные стороны. Наконец, он опустился в реку, а свою громадную золотую башку с алмазными глазами положил на бортик прямо под руку Первуши. Тот погладил его, отчего по глазам побежали рубиновые сполохи. Еще немного погодя жизнь снова стала такой, какой и была – стало слышно птиц, журчание воды, и еще какое-то постороннее журчание, кажется, в Онфимкином желудке – от испуга. Лодка снова весело побежала по волнам.
– Это наш хранитель – Золотой Полоз. Только самые старые деды у нас рассказывают сказки о том, что когда-то он был живым, но никто им не верил… А теперь я и сам вижу, что это правда. Ты чем-то разбудил его, – указал Первуша на Онфимку. Мальчик крепко сжал фигурку медведя на своей груди. – В сказке деды напевали нам эту мелодию, которую мы так любили насвистывать в детстве! Это язык Полоза, по которому он всегда узнаёт своих.
Змей тоже что-то тихо просвистел, и из его алмазного глаза выкатилась слезинка, звонко ударилась о палубу и укатилась под рогожу.
– Я понимаю его! – радостно закричал Первуша. – Он говорит, что сбывается пророчество и скоро он уснет навсегда, а люди забудут его имя. Что-что? Я не понимаю, что ты говоришь? А! Это твое имя? Но я его не понимаю, прости. И произнести его не смогу…
– Наг, – тихо сказал Онфим. – Его зовут Наг! Я слышу его имя.
Первуша, наконец, понял, что происходит, и тоже опечалился.
– Слушай, ну раз тебе все равно скоро засыпать, может ты отправишься с нами в это славное путешествие и поможешь нам?