Они были не одни
Шрифт:
— Ты меня не проведешь! А вот за это доставишь мне сегодня в башню бюрек, да такой, чтоб с него масло стекало! Иначе — плохи твои дела! — приказал Леший и, метнув плотоядный взгляд на женщин, двинулся дальше.
— Хорошо, что ты вспомнил про бюрек! — заметил Яшар.
— Если этим свиньям сто раз не долбить одно и то же, сами не раскачаются!
Миновав рощу, оба кьяхи вышли на поле Мало. Здесь работали пять жниц, но не было ни одного мужчины. Женщины разговаривали и чему-то смеялись. Кьяхи подкрались к ним на цыпочках, держа наготове ружья, будто охотились
— Посмотри на ту, что посредине, — какие ноги!..
— А у той какие икры!
В это время одна из женщин вскрикнула. Все в испуге подняли головы. Некоторые даже выронили серпы.
— Ха-ха-ха! До чего пугливые! — разразились хохотом кьяхи. — Да вы не бойтесь, это мы!
Женщины узнали Яшара эфенди и сразу догадались, что его спутник — новый кьяхи.
— Хе-хе… Мы здесь хорошо повеселимся! — радостно захохотал Кара Мустафа.
Посвистывая и бросая на женщин хищные взгляды, кьяхи отошли и расположились на отдых в тени большой чинары. Здесь их уже ждал обед, приготовленный Рако Ферра, на этот раз из своих собственных продуктов.
Зной стоял нестерпимый. Хлеб чуть ли не сгорал на солнце. Измученные жарой жнецы и жницы откладывали серпы и садились где-нибудь в тени обедать. Другие же, обливаясь потом, продолжали работать, не давая себе передышки. Кое-кто из стариков дремал около снопов. Изредка слышался короткий девичий смех или плач ребенка. Без умолку стрекотали цикады.
Вдруг со стороны поля Залле донесся громкий напев; невеселые слова были у этой песни — в них звучали и ненависть, и дерзкий вызов. Пели мужские и женские голоса:
Нынче Дритас с беем в ссоре.
Ой, ой, ой!
Бей явился нам на горе!
Ой, ой, ой!
Он и жаден и жесток —
Ой, ой, ой!
Подавай ему оброк!
Ой, ой, ой!
Все крестьяне прислушались к песне. Прислушались к ней и оба кьяхи, отдыхавшие под чинарой.
— Как будто слышу знакомый голос. И песню поют какую-то дурацкую…
— Разумеется, это он. И поле его — в той стороне. А песня продолжалась:
Ты послушай, эфенди!
Ой, ой, ой!
С нас оброка ты не жди!
Ой, ой, ой!
Знай, что наша сторона —
Ой, ой, ой!
И бедна и голодна!
Ой, ой, ой!
Тот, кто жевал хлеб, переставал есть, кто дремал, мигом стряхивал с себя сон; все — кто сидя со скрещенными по-турецки ногами, кто лежа врастяжку под деревом — словом, все, кто
— А ведь хороша песня!..
— Не подтянуть ли и нам?
— Что ты, что ты! Здесь же кьяхи…
— Надо бы предупредить — пусть поют потише. Ведь у этих двух разбойников тоже есть уши. Поймут, о чем поется в песне, и тогда…
— А не пойти ли и нам туда? Так жарко, что жать невмоготу. Подождем, пока спадет зной. А ну, идемте! — и с этими словами несколько девушек поднялись и пошли к полю Залле.
Теперь песня раздавалась еще громче, еще сильнее зазвучали в ней гнев и угроза. Звуки ее разносились по межам и полям, достигали озера, и казалось, что этот гневный призыв исходит от самой земли, от вод озера, от колосьев, испепеляемых солнцем…
— Чего это мужичье так разоралось?.. Мешают нам разговаривать… — сердито проговорил Кара Мустафа.
Рако Ферра в ответ только покачал головой:
— Я уверен, что это затеял сорванец, сын Ндреко.
— Кто бы ни затеял, но за такие песни им надо ребра переломать! Про кого осмеливаются петь эти хамы? Про бея, про эфенди! Оскорбление для этих благородных имен, что презренное мужичье осмеливается упоминать их в своих песнях! Разве не правда? — раздраженно ворчал Кара Мустафа, жуя бюрек с сыром.
Рако кивнул в ответ. А Яшар, уплетая бюрек, по-видимому, не слышал ни песни, ни последних слов Кара Мустафы.
— Вот это бюрек! Хорош! — воскликнул он, покончив с едой. Затем достал коробку с табаком, скрутил сигарету и закурил.
— Рады сегодня крестьяне — ишь, как распелись! — сказал он и растянулся на спине.
— Знаешь, Рако, что мы должны сделать? Пойдем и разузнаем, кто зачинщик. Что ты на это скажешь, Яшар? — спросил Кара Мустафа.
— Делайте, что хотите, а меня клонит ко сну. Вот докурю и вздремну малость. А вы идите, — откликнулся Яшар, даже не сдвинувшись с места.
Рако Ферра тоже не улыбалось предложение Мустафы.
— Отправляйся с пойяком, а мне нужно похлопотать по хозяйству.
Кара Мустафа не настаивал. Он опоясался патронташем, взял в правую руку ружье, сунул в рот трубку и, захватив с собой пойяка, двинулся в путь.
Переходя с межи на межу, они добрались до поля Залле.
— Послушай, надо бы в роще пошарить: не прячут ли там мужики снопы? Смотри же, не забудь!
— Будет исполнено, эфенди!
Девушки, едва увидели Лешего и пойяка, сразу оборвали песню и, встревоженные, стали о чем-то шептаться…
— Что же вы замолчали, голоса лишились, что ли? Пойте же! Повторите еще раз, чтобы лучше запомнить слова. А что до опингов, так я каждой из вас починю, если они у вас порвались. Ну, давайте петь, — раздался громкий голос Гьики.
Он сидел в сторонке и тачал шилом порванный опинг. Рядом с ним, с малюткой на руках, сидела его жена Рина. Ребенок тянулся к матери и обнимал ее своими маленькими пухлыми ручонками.
Но девушки словно онемели.
— Ну, что же вы? Или уже успели позабыть? Вот как начинается песня… — и Гьика запел: