Они были не одни
Шрифт:
— Три ока! — сердито огрызнулся Рако Ферра.
— Опять Рако дает больше! — прошел шепот по церкви. — Кто может с ним тягаться? Он всякого переплюнет: у него денег куры не клюют.
— Три с половиной ока! — послышался голос Гьики.
— Э, да он с ума сошел, хочет перещеголять самого Рако Ферра, — громко проговорил кто-то из задних рядов.
— Три с половиной ока дает Гьика! Три с половиной! — восклицал псаломщик.
Снова воцарилась тишина.
— Даю четыре с половиной! — раздался голос взбешенного
— Ой, ой, сразу прибавил целый ок!
— Каждый год крест остается за ним. Разве он уступит его? — переговаривались крестьяне.
— Четыре с половиной ока! Четыре с половиной дает Рако Ферра! — надрывался псаломщик.
— Дальше уж идти некуда! — перешептывались крестьяне. — В прошлом году крест продали всего-навсего за два с половиной ока, а теперь дошли уже до четырех с половиной.
Рако гордо посматривал направо и налево, как бы желая сказать: «Куда тебе, сопляк, со мной тягаться! Ну, прибавь еще, если можешь! Все равно меня не испугаешь!»
— Пять оков даю я! — это опять был голос Гьики.
Все вытаращили глаза.
— Пять оков дает Гьика, сын Ндреко! Пять оков, — продолжал надрываться псаломщик.
— Пять оков, пять! — проговорил кто-то в толпе радостным голосом.
Кровь ударила в голову Рако: «Нарочно это делает, разбойник, но я ему покажу: подниму цену до десяти оков и уступлю ему крест, пусть попляшет! У него дома нет даже горстки муки, а хочет со мной тягаться», — подумал Рако и заревел на всю церковь:
— Шесть!
— Еще больше дал! — зашептали крестьяне.
— Семь! — крикнул Гьика.
— С ума сошел, парень! — пробормотала какая-то старушка.
— Восемь! — прибавил Рако Ферра.
— Восемь с половиной! — отозвался Гьика.
Рако насмешливо покачал головой. Крестьяне превратились в зрение и слух.
— Девять с половиной! — чрезвычайно гордо отчеканил Рако и вытер пот со лба.
— Бери себе на здоровье! — насмешливо ответил Гьика.
Все облегченно вздохнули, будто освободились от тяжелого груза. Впрочем, кое-кто хитро посмеивался.
— Девять с половиной оков масла!.. Крест остается за Рако Ферра… или, может быть, кто-нибудь еще прибавит? — обратился псаломщик к присутствующим.
Но никто больше не прибавил.
— Итак, девять с половиной оков масла! Крест остался за Рако Ферра. Прошу подойти и принять святыню! — пригласил псаломщик победителя.
Рако отер губы, торжественным шагом подошел к кресту, приложился к нему и взял в руки.
— Поздравляем! Поздравляем! — окружили его старики и старухи.
В ответ он благодарил, кланяясь и сжимая в руках большой деревянный крест.
Потом начали продавать иконы, но дороже ока масла ни одну продать не удалось.
Наконец все — мужчины и женщины, старики и старухи, парни и девушки — с иконами в руках и зажженными свечками вышли из церкви и направились
— Христос, господь наш!
— Даруй нам хлеба, даруй нам вина!..
Гьика, затесавшись в самую гущу толпы, оживленно разговаривал с одной старушкой. Та его спрашивала:
— Эх, сынок, где бы ты взял столько оков масла?
А он только смеялся ей в ответ:
— Есть у меня, бабушка, кое-какие сбережения…
— Да разве можно тягаться с таким богачом, как Рако Ферра? Да и сам Христос, выходит, ищет выгоду: кто больше даст, тому и крест достанется. Вот за это он и помогает Рако.
— Все есть у Рако, — пошутил кто-то из крестьян, желая поддразнить старуху.
— У него есть, но и я хочу иметь! А вот не имею! Он обманывает, крадет, потому и имеет больше. Нынче самые богатые люди — воры! — смеясь, заметил Гьика.
— Несчастная я, думала, что ты со мной всерьез, а у тебя шутки на уме!.. Разве можно зубоскалить во время крестного хода?.. — старуха перекрестилась и поспешила отойти от Гьики.
Петри старался не терять из виду Василику, которая шла впереди вместе с матерью.
Когда шествие достигло виноградников, все разошлись в разные стороны. Каждый со своей семьей и иконами отправился на свой виноградник. Петри передал матери икону, которую нес, и незаметно удалился. Перепрыгнув через изгородь виноградника дяди Мало, через забор Селима Длинного, он оказался у виноградников Рако Ферра. Здесь Рако со всей своей семьей и священником горячо молился богу о том, чтобы тот послал ему побольше винограду и хлеба. Женщины прикладывали иконы к корням и лозам, а Рако стоял с крестом посередине своих владений. Женщины — их было четыре — зажгли свечи и разошлись в разные стороны. У одной свеча погасла, пришлось возвратиться, чтобы зажечь ее снова. Петри узнал Василику. В этой части виноградника она сейчас находилась одна. Не теряя времени, Петри перепрыгнул через ров и подошел к ней. Вдруг в предрассветных сумерках она услышала за спиной знакомый, любимый голос:
— Василика, это я, Петри!
Девушка вздрогнула и выронила свечу.
— Прошу тебя, уходи! Сейчас же уходи, нас могут увидеть!
Но Петри не послушался, притянул ее к себе и с жаром поцеловал.
— Любишь меня? Любишь ли по-прежнему? — горячим шепотом спрашивал он.
Василика от волнения, от страха, от счастья не могла выговорить ни слова.
— Скажи, скажи мне, любишь ли ты меня? Или, может быть, отца своего любишь больше? Но ведь он разлучил нас! Он изверг! У него нет сердца! Ответь же мне! — настаивал Петри.