Они и я
Шрифт:
Я записал.
— А я старшая, — продолжала она, — как вам уже, вероятно, объяснил отец. За мной следуют Гарри и Джек; но Джек в Канаде, а Гарри умер. Таким образом между мною и другими теперь промежуток. Берти — двенадцать, а Теду — одиннадцать; они теперь как раз дома на вакации. Салли — восемь, а потом идут близнецы. Вообще люди не верят рассказам о близнецах, но я убеждена, что не приходится преувеличивать. Им всего шесть лет, но они такие бедовые, что трудно вообразить себе. Один мальчик, другая девочка.
Они постоянно меняются
Уилфрида укладывают в постель за то, что Уинни не учила гаммы, а Уинни заставляют принимать слабительное, потому что Уилфрид наелся сырого крыжовника.
Весной у Уинни была корь.
Когда доктор приехал на пятый день, он остался очень доволен и сказал, что еще ни разу ему не удавалось вылечить болезнь так скоро, и что нет причины держать Уинни дольше в постели. У нас были подозрения, и они оказались справедливы.
Уинни спряталась в шкаф, завернувшись в одеяло. Им дела нет до того, какое они причиняют беспокойство всем, лишь бы им была забава.
Единственный способ управляться с ними, когда поймаешь их на месте преступления, — это разделить им наказание поровну, а затем предоставить свести счеты между собой.
Эльджи четыре года; до прошлого года его все звали «бэби». Теперь, конечно, это уже не подходит к нему, но прозвание так и осталось за ним, несмотря на все его протесты.
На днях отец крикнул ему:
— Бэби, принеси мне гетры!
Он направился прямо к детской кроватке и разбудил нашего меньшего. Я была как раз за дверью и слышу, как он говорит: — Вставай, снеси папе гетры. Разве не слышишь — он зовет тебя?
Потешный мальчуган. На прошлой неделе отец взял его в Оксфорд. Он мал для своих лет. Контролер только мельком взглянул на него и так, для формы, спросил, нет ли ему уже трех лет.
И не успел отец ответить, как Эльджи заявил:
— Надо быть честным, — любимая фраза отца — мне четыре.
— Как вы смотрите на переход вашего отца от маклерства, дававшего крупный доход, к сельскому хозяйству, менее прибыльному?
— Может быть, то было эгоизмом с моей стороны, — отвечала она, — но ведь я его поддерживала в этом намерении. Я нахожу унизительным заниматься такой работой, которая никому не приносит блага.
Я терпеть не могу торговаться, но люблю сельское хозяйство. Конечно, это значит, что я могу сделать себе только одно вечернее платье в год, да и то должна сшить сама. Но будь их у меня дюжина, я всегда предпочитала бы то, которое, как мне кажется, более идет ко мне. Что же касается детей, они здоровы, как молодые дикари, и все необходимое для своего счастья находят на дворе. Мальчики не хотят поступать в колледж, но ввиду того, что им придется самим зарабатывать себе пропитание, это, может быть, и хорошо. Только бедная мама всем этим сокрушается.
Она снова засмеялась.
— Ее любимая прогулка — к дому, где живут работники. На днях она вернулась домой в большом
— Ну, а вы, как участница в предприятии, надеетесь, что ферма окупит себя? — спросил я.
— О да, наверное, — ответила она. — И теперь уже окупается. Мы живем ею и живем, не отказывая себе. Конечно, я понимаю маму, когда на руках семеро ребят, которых надо вырастить. И не одно это… — Она вдруг оборвалась, но затем продолжала со смехом: — Впрочем, вы теперь уже достаточно знакомы нам. — Папа очень любит эксперименты, а женщины вообще ненавидят их.
В прошедшем году у папы явилась фантазия ходить босиком. Конечно, это здоровее.
Но когда дети все утро пробегают по двору босиком, не особенно приятно их присутствие в таком виде за завтраком. Нельзя их вечно отмывать.
Папа так непрактичен. Он сердился на маму и меня, что мы не хотим ходить с босыми ногами. А как смешон босой мужчина…
Нынешним летом пошла мода на короткие волосы; а у Салли были такие прекрасные косы. На будущий год появятся на сцену деревянные башмаки и тюрбаны — одним словом, что-нибудь такое, что придает нам вид, будто мы члены какой-то бродячей труппы.
По понедельникам и четвергам мы говорим по-французски. У нас француженка-бонна, и это дни недели, когда она не понимает слова, обращенного к ней. Из нас также никто не понимает папу, и это раздражает его. Он не хочет сказать по-английски; записывает, что хотел сказать, чтобы объяснить нам во вторник или в пятницу, затем, конечно, забывает и удивляется, почему мы не исполняем его приказаний. Он премилый человек. Когда думаешь о нем как о большом мальчике, находишь его прелестным; и будь он действительно большим мальчиком, я бы иной раз встряхнула его и, думаю, было бы на пользу.
Она снова засмеялась.
Мне хотелось, чтобы она продолжала свой разговор: так очарователен был ее смех. Но мы вышли на дорогу, и мисс Дженни сказала, что ей пора вернуться: у нее много дела впереди.
— Однако мы еще не условились насчет Дика, — напомнил я ей.
— Он понравился маме, — сказала она.
— Если б Дик мог прокормить себя тем, что нравится людям, я бы не так тревожился о будущности своего лентяя.
— Он обещает усердно работать, если вы позволите ему заняться сельским хозяйством, — сказала мисс Дженни.
— Вы говорили с ним? — спросил я.
Она подтвердила.
— Он примется за дело хорошо: я знаю его, — сказал я, — но через месяц работа надоест ему, и он станет просить другого дела.
— Он весьма много потеряет в моем мнении, если это случится, — заметила она.
— Я передам ему ваши слова; может быть, они помогут. Неприятно потерять в глазах другого человека.
— Нет. лучше не передавайте ему этого. Скажите, что он потеряет во мнении отца. Я знаю, он понравится папе.